Тлеющий угольный кирпич давал слишком мало тепла даже для крохотной лачуги. Поэтому я дрожала, все еще не в силах согреться. Подтянула коленки к груди, хотя это почти не помогало.
Странно, но сон не шел. Тело гудело от усталости, но заснуть почему-то не получалось.
Август тоже лег и некоторое время мы слушали, как воет ветер. Я потерла замерзшие ладони, не желая признавать, что боюсь.
– Не могу уснуть, – прошептала я. – Не могу, когда ты…Когда все это…Черт. Расскажи что-нибудь.
– Я знаю притчу о Великом Отшельнике, много молитв и историй из священного Писания. Но вряд ли они тебе понравятся.
Точно. Мне они совсем не понравятся.
– Это те, где всем воздается по заслугам, а за благие дела человек получает милость Истинодуха?
– Да.
– Глупость несусветная. – Я все-таки закрыла глаза, старясь не думать о его близости. Не вслушиваться в стук его сердца. – Хорошо, что я в это не верю. Я рано поняла, что быть хорошей чрезвычайно невыгодно. Что это самая хреновая идея – быть хорошей. Чем лучше человек, тем больше к нему требований. С каждым хорошим поступком окружающие будут ждать большего, большего, еще большего! Это ненасытная прорва, которая никогда не наестся. От хорошего человека ждут безупречности, а стоит ему оступиться – и его не простят… Твоя вера утверждает, что хорошим воздастся, но это вранье, Август. Моя мама была хорошим человеком. Знаешь, как ее называют? Несравненная Аманда. Миротворец и спасительница, смелая и отважная Аманда. Пример, на который я должна была равняться с самого детства.
– Твоя мама была достойной женщиной.
– Она была Совершенной. Достигла Пантеона, когда мне исполнилось шесть. А знаешь, что произошло в тот же год? Она умерла! Снова спасая чужие шкуры. И вместо нее остался лишь чертов портрет на стене, где она и на себя-то не похожа! А святой отец на поминальной службе сказал, что Истинодух забирает лучших. Тогда я решила, что к черту все эти прекрасные качества. Лучше быть стервой, чем дохлой.
– Ты думаешь, что жестокость спасет тебя от боли, Кассандра. Но это не так.
– Еще как спасет. Уже спасает, – процедила я. – Знаешь, в академии у меня ужасная репутация. Считается, что я переспала со всем курсом, ну и еще с парочкой преподавателей. Ах да, и с ректором, конечно. И неважно, что он пузатый старик с лысиной и пятью внуками. А знаешь, что самое смешное? Я сама пустила большинство слухов о себе.
– Зачем? – Его голос звучал глухо.
– Поначалу хотела отвадить одного слишком настойчивого поклонника… Ну а потом…Потом поняла, что никто не обратит внимания на мои безумства, если совершать их… регулярно. Ну или делать вид, что совершаешь. Быть стервой – очень выгодно, знаешь ли.
– Ты не стерва.
– Еще какая. Но знаешь, что ужасно? Весь Аннонквирхе будет рыдать от смеха, когда узнает, что стерва Кассандра умерла девственницей. На самом деле это довольно обидно. Я ведь даже никогда толком не целовалась. – Поцелуй Дамира я решила вычеркнуть из памяти как нелепую случайность.
– Кассандра, ты не умрешь.
– Откуда ты знаешь? Серьезно, кто бы мог подумать, что я так облажаюсь в этом вопросе. Обидно умирать, так и не узнав, почему все сходят с ума от этого самого секса…
Август за моей спиной отчетливо поперхнулся. Похоже, он не привык к подобным откровениям. Я же снова потёрла ледяные ладони. Буря колошматила по крыше и стенам снежными кулаками, и я заставляла себя не вздрагивать от каждого удара.
– А у тебя была девушка?
– Нет.
– Совсем? А поцелуи?
– Один раз меня поцеловала девушка с розовыми волосами. Тот поцелуй я запомнил на всю жизнь.
Я осеклась. Да уж… Тот поцелуй мы оба никогда не забудем. Но можно ли назвать это хорошим воспоминанием?
Проклятый Август умеет сбить меня с толка.
– И все? – пробормотала я.
– И все.
– Отлично, – кисло протянула я, глядя на закопченную бревенчатую стену. Кажется, или она дрожит под напором стихии? Надо просто не думать о том, что происходит снаружи… Надо просто говорить о чем-то совсем ином. О том, что перечеркивает мысли о скорой смерти. – Мы с тобой просто два гребанных неудачника, которые сдохнут, даже не узнав, что такое секс.
– Кассандра, прекрати. И не ругайся.
– А то Истинодух меня накажет?
– Мне не нравится.
Почему-то я замолчала. Ненадолго, конечно. Пока новый порыв ветра не дернул крышу, а меня не накрыло новой волной ужаса.
Но лучше я сдохну на месте, чем признаюсь, что мне страшно!
– Ну зато теперь ты можешь надеяться, что попадешь прямиком в рай, – пробормотала я, косясь на затухающий огонек. Его скудный свет почти сдался надвигающейся темноте. – А я буду жариться в котле и жалеть, что не нагрешила гораздо больше. В конце концов, какая разница, если итог один.
– Зачем ты все это говоришь?
– Ну ты ведь почти священник. А мне надо облегчить душу.
– Я не священник, а ты вовсе не испытаешь тяги к исповедям.
– Может быть, мне немного не по себе… Тебе не интересно?
– Мне…интересно. Но ты не должна этого говорить.
– Вот еще. О чем еще мне говорить, когда я лежу голая рядом с мужчиной? Ладно, почти голая. На мне есть белье и ботинки!