Совершенный монастырь. Афонские рассказы

Антип был курянин и произносил букву «ф» как «хф», что всегда смешило его друга.

— А что, мысль хорошая.

С этого момента друзья стали планировать побег. Через неделю они на золотой рубль, который Антип хранил на всякий случай, купили недельный запас продуктов и пошли по направлению к греческой границе. Многие мытарства пришлось им перенести, прежде чем добрались они до Святой Горы! Но дело того стоило — Захар дожил до глубокой старости, став схимником с именем Никанор и даже почитаемым в Америке и Европе православным старцем.

Но вначале все было непросто. Солдаты поселились в скиту Крумица, что находится почти рядом с Уранополисом, и прожили там три года. Захару не нравилось, что здешние монахи почти не молились, а только работали и ели.

— Почему вы не учите нас творить Иисусову молитву? — как-то раз пристал он к самому скитоначальнику. — В Добротолюбии даны указания, что настоящий монах должен изучить художественную молитву. Это, так сказать, цель всего монашеского пути. А мы только работаем, словно миряне. Даже мясо едим, а в Добротолюбии написано, что…

Отец Дорофей, скитоначальник Крумицы, не любил настырного послушника. Осторожно, пытаясь не выказать неприязни, старый иеромонах пытался вразумить бывшего солдата:

— Ты только думаешь, Захарка, что ищешь истину, но на самом деле твое не очищенное от мирских страстей сердце желает быть отличным от других монахов. Неужели думаешь, что ты, который еще вчера позорно бежал с фронта, курил махорку и пил вино в кабаках, умней и опытней нас, которые уже состарились на Горе? Как будто только ты понял смысл Добротолюбия, а другие отцы слепы? — Дорофей на секунду задумался. — Такой же горделивый дух был и у имяславцев. Их даже пришлось изгнать с Афона при помощи войск, настолько они ослепли в своем безумии. Так что помни: основа монашеской жизни не молитва, а послушание. Делай, что тебе говорят и, Бог даст, войдешь в Царствие Небесное.

Пожилой скитоначальник благословил Захара и неторопливо пошел дальше по своим делам.

Но пытливого Захара не устроило такое объяснение. Через какое-то время он, оставив своего друга Антипа в Крумице, поселился в келье Иверской иконы Божьей Матери, в которой жил суровый старец Феогност. Келья находилась в самом суровом месте Афона — в скиту Каруля. Скит представлял собой прилепившиеся к скалам, похожие на ласточкины гнезда, домишки келий. Лишь сильные духом и телом могут избрать для жительства эти дикие места. От кельи до кельи можно добраться только держась за специальные цепи — иначе рискуешь сорваться в пропасть. Каруля взрастила немалое количество подлинных подвижников, одним из которых и был незабвенный старец Феогност.

Он был настоящим подвижником, но обладал при этом раздражительным характером и крутым нравом. Послушники у него не задерживались, только Захар, испытав непритворную любовь старца к молитве, все терпел и смирялся. В конце концов отец Феогност привык к нему, и они прожили вместе десять лет до самой кончины старца.

Отец Никанор принял от учителя схиму, келью и молитву, которой тот его обучил. Единственное, что послушник не мог перенять от своего старца, так это его терпимость к советскому государству. Когда Захар начинал хулить «красных» попов, Феогност обычно говорил: «Брак лакерды». Эта было одно из присловий в Иверской келье. Переводилось оно с турецкого как «плохие слова». Так подвижники контролировали друг друга, если кто-нибудь из них вдруг впадал в грех осуждения.

— Батюшка, причем здесь «брак лакерды», ведь в этом бесовском Советском Союзе уже нет Церкви: все верные претерпели мученический конец от красного дьявола. А те попы, которые входят в «московскую патриархию[2]» — это же настоящие еретики! Я сам видел журнал с фотографиями заседания их «синода»: в зале, обитом красной парчой, выступает «митрополит», начиная свою речь словами: «Как говорит наш великий вождь Иосиф Сталин», — а портрет этого безбожного вождя висит вместо иконы. Тьфу! Это же натуральное безобразие!

Старец, который мог придти в гнев даже из-за неправильно положенной вещи, с большим терпением объяснял своему послушнику:

— Захар, разве Господь учил нас выносить свой суд?

— Да я, отец, не сужу, но эти «красные попы»…

— Брак лакерды!

Захар уже сколько раз замечал, что его старец словно не видел отступлений советских архиереев, подписавших декларацию митрополита Сергия и даже, казалось, сочувствует им.

Послушник почитал своего старца, но отнюдь ему не раболепствовал, имея на многие вопросы свое мнение. После того, как отец Феогност постриг Захара в монашество, прежние их отношения — отношения ученика и учителя — стали другими: теперь они вели подвижническую жизнь по взаимному совету. Никанор часто спорил со старцем и давал ему советы даже относительно Иисусовой молитвы, которую любил и практиковал долгие годы по Добротолюбию.