– Сделать всех лучше. Всех людей. «Совершенство» является лишь инструментом управления стилем жизни. Позитивные действия вознаграждаются, негативные – наказываются: ничего нового. Процедуры – это уже следующая ступень. Берете мозг обычного человека, со всеми его недостатками и страхами, и навязываете ему… – Пауза, улыбка, Байрон тихонько смеется при этом слове, но в смехе нет ни капли юмора. – «Улучшенную» модель поведения. От сомнения – к уверенности. От ужаса – к храбрости. Беспокойство превращается в амбициозность, покорность становится уверенностью в себе. Процедуры корректируют модели человеческого поведения, считающиеся несовершенными, недостатки характера, если угодно, и заменяют их моделью человечества, которое… скажем так… по-моему, должны сказать… положим, «совершенно»? Совершенный мужчина. Совершенная женщина. По сути своей, возможно, весьма привлекательная идея. Филипа влюбилась в нее – не в концепцию совершенства, а в очень простой посыл, что она могла бы сделать людей лучше. Когда она только начинала, то могла возвращать голос немым, помогать людям, страдающим от депрессии, выйти на уровень, с которого они смогли бы заново строить свою жизнь. Она депрограммировала фобии, помогала застенчивой женщине выступать пред собранием ей равных, и все это с помощью науки. Для Филипы легче заниматься наукой, нежели, мне кажется, чем-то более «человеческим». Затем Рэйф взял ее продукт и переопределил конечные цели. Успех более не являлся целью преодоления навязчивой тревоги – процедуры планировалось предлагать членам Клуба ста шести, чтобы помочь этой новой элите стать чем-то большим. Рэйф задался вопросом, какие модели поведения будет…
Паркер, улыбавшийся мне в Токио. Отказавшийся помочь, когда я чуть не сгорела в Стамбуле.
– Да, – ответила я. – По-моему, зашла бы.
– Филипа создала устройство, которое сделает всех совершенными и одинаковыми. «Совершенство» продает нирвану в электромагните.
– Возможно, это своего рода рай, – задумчиво произнесла я. – Возможно, сто шесть, когда сделаются совершенными, станут к тому же и свободными.
– Возможно, и станут, – ответила она, катая палочки между пальцами. – Свободными от сомнений, тревог, вины, сочувствия, сопереживания и всего, что привносят эти чувства. Станет лишь вопросом времени то, когда процедуры будут применяться не только к членам Клуба ста шести. Они представляют собой хороший подопытный материал: добровольцы, наблюдаемые через «Совершенство». Но Рэйф видит в этом прибыли, и я не сомневаюсь, что все это станет хорошо продаваться. Вы можете представить себе мир, где все проходят процедуры? Можете представить планету, населенную совершенными, улыбающимися клонами?
– Да. Кажется, могу.
– И вам от этого не противно? – задумчиво спросила она, кладя палочки на край тростниковой салфетки с наигранным удивлением на лице. – Это же омерзительное зрелище.
– В мире много чего омерзительного – отчего же вы сражаетесь именно против этого?
– Ах, да, понимаю – а может у меня быть просто на это причина? Защитники окружающей среды борются с изменениями климата, а все же их домашние питомцы пока не утонули в водах талых арктических ледников.
– Так вы не скажете?
– А вы мне скажете, почему выкрали «Куколку» вместе с другими бриллиантами?
– Мне захотелось врезать изнеженным богачам. Мне хотелось их напугать и унизить. У моей подруги – нет, не подруги – было «Совершенство», и ей было очень одиноко, а я этого не заметила, и она умерла, а они все плевать на нее хотели, и я подумала… врезать им. Это у меня стало недолгой утратой профессионализма.
– Мне это представляется вполне достойной причиной.
– Не было это причиной, просто не было. Так вы мне не скажете?
Байрон поддела кусочек кимчи кончиком палочки и не ответила.
Я откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. Флэшка лежала между нами, и в какой-то момент я подумала: а не выйти ли мне на улицу, зашвырнуть ее в море, а потом посмотреть, не сметет ли это улыбку с ее лица.
Никто из нас не шевелился. Наконец я спросила, кивнув на флэшку:
– Что вы станете делать с содержащейся там информацией?
– А вы вообразите.
– Нет. Я слишком долго и много чего воображала. Иногда нужно прекратить фантазировать.
– Я подорву «Совершенство», разрушу его изнутри. Я покажу всему человечеству, что это позор и гадость, и никто этого не забудет.
Я вздрогнула, и она засекла это движение, не поняла его, лишь едва заметно нахмурилась. Я облизала губы, посмотрела вниз и в сторону и спросила, глядя в пол:
– А люди при этом погибнут?