Совершенство

Пара корейских туристов, спускающихся вниз, обвешанных рюкзаками и с большим фотоаппаратом, улыбнулись Байрон, проходя мимо нее, и кивнули в знак приветствия. Мне они тоже улыбнулись и продолжили спуск. Я слушала звуки их шагов по листьям и гравию у себя за спиной, мерное шуршание камней, катившихся вниз из-под их ног, и прошла еще три-четыре метра, прежде чем поняла, что их шаги смолкли. Я оглянулась через плечо, а они стояли, глядя на меня и по-прежнему улыбаясь вежливыми, заинтересованными улыбками. Я шагнула в сторону, увидев впереди Байрон, неподвижно стоявшую спиной ко мне, опустив взгляд. Я зашагала было дальше, но остановилась. Она обернулась, держа в руке телефон. На дисплее была моя фотография.

– Ой! – сказала я, пока она изучала фото и мое лицо, сравнивая одно с другим. – И снова здравствуйте, – добавила я, глядя через плечо на теперь уже, возможно, совсем не туристов, поскольку было что-то особенное в том, как они двигались и как смотрели.

– Здравствуйте, Уай, – ответила Байрон.

Тень сомнения, мгновение, когда у меня засосало под ложечкой, но голос остался ровным:

– Здравствуйте, Байрон.

– Можно спросить, сколько раз мы встречались?

– По-настоящему лишь однажды.

– В Тадохэхэсане?

– Да. Мы вместе ужинали.

– Я так и предполагала. Счет был больше, чем мог бы съесть один человек, хотя я помню, что ела одна.

Двое туристов, теперь уже точно не туристов, были совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки от меня, не то чтобы агрессивные, но и не собиравшиеся уходить.

– А в другие разы? – спросила она.

– Мы разговаривали по телефону в Мокхпо.

– Разве? Я получила текстовое сообщение с указанием сесть на паром, но вас там не было.

– Была.

– А на пароме обратно?

– Тоже.

– А в поезде?

– Да, все время.

– Вы за мной следите?

– Конечно.

– Как?

– В настоящий момент не очень успешно, но это, наверное, все временно.

– Как в… почему я вас не помню?

– У меня есть одна особенность.

– Какая такая особенность?

– Где бы я ни появлялась, люди меня забывают.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, – просто объяснила я, – что люди меня забывают.

Медленный кивок, чтобы выиграть время на обдумывание. Затем, не спуская глаз с моего лица, она полезла в карман и вытащила еще один мобильный телефон.

– Я записала наш разговор за ужином. Каждое слово. И сейчас тоже все записываю.

Шумящий в кронах деревьев ветер, выведенная на тропинке свастика, символ приносящего счастье или удачу объекта в индуизме и буддизме, символ смерти в Европе и на Западе.

Я перевела взгляд с Байрон на псевдотуристов и обратно, после чего сказала:

– Закройте глаза. Сосчитайте до шестидесяти.

Она стушевалась, но потом закрыла глаза. Я тоже. Я ощутила дуновение ветерка у себя на затылке, уклон тропинки под ногами, летящее время, и мне не нужны были цифры, не надо было думать, время пришло, и я стояла неподвижно.

Я услышала легкий вдох, быстрый и испуганный, открыла глаза и увидела глядевшую на меня Байрон, крепко сжимавшую в руке телефон, ее растрепавшиеся от ветра волосы, открытый рот, прищуренные глаза.

Недолгое молчание. Байрон кивнула, и туристка сняла у меня со спины рюкзачок, но я не сопротивлялась. Она прошлась по его содержимому, проверила мой телефон, ничего там не нашла, потом тщательно меня обыскала, ощупав руки, грудь, ноги, лодыжки, ничего интересного, изучила мой бумажник, паспорт, корешок железнодорожного билета. Оружие не доставали, но мы представляли собой четырех незнакомых людей на лесной тропинке, и я не знала, что спрятано у туристов под их ярко-синими куртками с капюшонами.

И все это время Байрон не спускала с меня глаз. Теперь уже пораженных, не в силах скрыть охватившего ее интереса, пока она не выпалила:

– Как же я вас забываю?

Ее напряженное лицо выражало нечто большее, чем любопытство, чем нахлынувший успех. В своем напряжении оно выглядело почти эротично.

– Просто так получается, – пожала плечами я.

– Пожалуйста, объяснитесь. – Отвращение, обида, ну что за ответ.

– Если бы я знала, то не следила бы за вами.

– Я к этому причастна?

– Разработанные Филипой процедуры сделали запоминающимся единственного из мне подобных, которого я когда-либо встречала. Они стерли его доброту, его ум и его душу, но я могу его вспомнить. Это дает мне два варианта: я могу обратиться к Филипе и умолять ее, чтобы она повторила весь процесс применительно ко мне, за исключением уничтожения моих души и разума. Или же я могу передать информацию вам с ясным пониманием того, что однажды вы совершите для меня то, что я не могу совершить сама, – сделаете меня запоминающейся. Поскольку вы не можете запомнить этот договор за исключением оставляемых им физических свидетельств, я здесь и слежу за вами. Зачем вы записали наш разговор? – спросила я.

Непринужденный ответ, резкий и правдивый:

– Оттого, что я старею. У меня прекрасная память, но тонкие нюансы можно уловить при втором или третьем прослушивании.

– А как вы меня узнали?

– У меня есть ваше фото.

– Этого… обычно недостаточно.