Совершенство

Рэйф Перейра-Конрой умер с визгом, как мне думается, забитый насмерть микрофоном, который держал в руках, собираясь произнести речь. Кто бы мог подумать, что таким небольшим устройством можно размозжить так много костей?

Его убийца теперь сидит на полу у него за спиной, скрестив ноги и ожесточенно грызя ногти.

Взгляд Филипы блуждает по залу, встречается с моим, но она явно меня не замечает. Сдается мне, что она больше вообще ничего не замечает.

Видеокамеры в ложе папарацци продолжают запись. «Ютьюб» в ожидании.

Я – свидетельница.

Я закрываю глаза.

Глава 93

То мне было холодно, а сейчас вот тепло.

У меня такое чувство, что это нехороший признак, но кому теперь какое дело?

Слова… откуда-то издалека.

Кафка, Франц (1883–1924), неизвестный при жизни, знаменитый после смерти. «Первый признак начала познания – желание умереть».

А вот еще один афоризм: «Мой основополагающий принцип таков: в чувстве вины никогда нельзя сомневаться».

Или вот: «Юность счастлива, поскольку обладает способностью видеть красоту. Способный видеть красоту никогда не стареет».

1924 год был високосным.

Умирает Ленин.

На месте Османской империи возникает турецкое государство.

Закон об эмиграции в США открывает дорогу расовой дискриминации по отношению к азиатским меньшинствам, что впоследствии будет заявлено японцами как доказательство американского колониального империализма.

Нелли Тейло Росс избирается первой женщиной-губернатором в Соединенных Штатах.

Эдвин Хаббл заявляет, что Андромеда (до этого считавшаяся туманностью) является галактикой, и что Млечный Путь – всего лишь одна из миллионов миллиардов галактик во Вселенной.

В человеческом мозгу приблизительно восемьдесят шесть миллиардов нейронов. В Млечном Пути приблизительно триста миллиардов звезд. Во Вселенной приблизительно двести миллиардов галактик при неуместности термина «бесконечность». В человеческом теле приблизительно 7 × 10²⁷ атомов.

Я…

здесь.

Шахматы: после трех ходов на доске существует более девяти миллионов возможных комбинаций и позиций, которых можно достигнуть в последующей игре. В сорокаходовой игре существует больше возможных комбинаций и позиций, нежели число электронов в наблюдаемой Вселенной.

Я

в сознании.

Мои глаза.

Медленно.

Визга больше нет.

Визг проник в мое сознание, но это ничего, там много места, и я смогу задавить его грузом знаний, если он сделается слишком громким. Я – знание, вы же видите. Я нахожу его менее вредным, чем многие вещи, которыми я могла бы быть.

Мои глаза спокойны, и я тоже.

Я открываю их и вижу.

Больница.

Вот это неожиданность.

Все больницы похожи друг на друга.

Койки разделены синими ширмами. Рядом со мной на прикроватной тумбочке – кувшин с водой и пластиковый стаканчик. Смесь чего-то с чем-то капает в катетер на моей левой руке, прозрачные трубки пропущены сквозь больничную пижаму. На койке напротив меня женщина с сердитым лицом повернулась на бок, виднеются ее ноги в тугих компрессионных чулках, стягивающих бледное, в темных пятнах тело. Трудно представить, что ее лицо, из-за всех этих выступов и густых черных бровей, может иметь иное выражение, кроме сердитого, но я, возможно, ее принижаю. Наверное, здесь у всех злой вид, да еще и серый зимний день рвется в окно у изголовья кровати. Может, еще и врачи грубияны.

Рядом со мной в кабинке стоит телевизор. Итальянское реалити-шоу, что-то о соблазнении богача, райский остров, скандальный ужин – да все, что угодно. Подождем немного.

Традиционно в этот момент все оживают, когда входят врачи и говорят:

– Как ваши дела, очень ли вам больно, можете ли вы вспомнить свое имя?

А я отвечаю, что нет, не могу, о Боже, какой теперь год, кто я, кто я, кто я?..

Не очень-то много.

Мимо проплывает медсестра, замечает, что я не сплю, широко улыбается и, наверное, думает, что я уже давно не сплю, и кто-то меня уже поприветствовал. Я улыбаюсь в ответ. Она забудет меня к тому времени, как выйдет из палаты, но это нормально, в этом отделении много больных, их легко забыть. Вот ведь и вправду чудо, что меня не бросили в машине «Скорой», и вообще поразительно, что я здесь оказалась.

Немного подождем.

В медицинской системе легко быть забытым до смерти, но все нормально, есть документация, распоряжения Государственной службы здравоохранения (а в Италии такая есть?), что ни одного больного нельзя держать в отделении экстренной помощи больше четырех часов, их нужно развозить, развозить, развозить

женщина напротив меня поворачивается на другой бок. Она уже забыла, что я здесь, и мой вид не вызывает у нее никаких эмоций. Я решаю, что в свободное время она кричит на детей. От них слишком много шума. Они всегда счастливо улыбаются, бегают и резвятся, и для их же блага все их мечты нужно разбить при первой же возможности.

Появляется лечащий врач в сопровождении трех интернов.