Совершенство

– Со всеми этими камерами я было приняла вас за другую! Как у вас дела?

Ее голос, высокий и беспечный, как флейта, поющая песнь любви.

– Прекрасно. Я… а почему вы здесь?

– А почему бы мне здесь не быть? Это большое событие для моего брата, да и не только, все так важно, как вы думаете? Реальная возможность обратиться к высоким стремлениям всех, принести пользу. Я очень горжусь всем, чего мы достигли, но всегда предстоит еще так много сделать.

Ее шаги вывели нас в центр зала, к фонтану с шампанским, к легким облачкам пара, исходящим от ледяной скульптуры Афродиты, призывно приникшей к вооруженному длинным копьем Аресу, нос у нее начинает таять, капли стекают у него по рукам в стиле… кого-то…

– Филипа, – произнесла я, крепче прижимая к себе ее руку. – Здесь Байрон.

Она метнула на меня быстрый взгляд, не переставая улыбаться, задержала его на мне и весело воскликнула:

– Эмпирически или физически?

Шутка. Обращает все в шутку.

Я еще крепче прижала ее к себе, пока пальцам не стало больно, она чуть нахмурилась, пытаясь высвободить руку, но я вцепилась в нее и прошипела:

– Что они с вами сделали?

– Сделали со мной? – удивилась она в ответ. – Ровным счетом ничего! Позвольте, мне руку больно.

– Филипа, кто я?

– Вы – Хоуп, сами сказали.

– А когда мы в последний раз встречались?

– Я… ну, видите ли, я встречаю так много людей.

– Ним, больница, люди на койках, «Совершенство», процедуры…

– Ах, да, там все разрешилось.

Я вцепилась ей в руку так, что она ахнула.

– Какого хрена они с вами сделали?

Ответ уже знаю.

– Отпустите же меня!

Она вырвала руку, чуть отшатнувшись назад, это сцена, мы сейчас в центре внимания, люди начинают смотреть, охрана начинает смотреть, так нельзя, надо двигаться, черт, черт, черт!

Я прижала камеры к груди и бросилась бежать.

Что теперь?

Сидеть в женском туалете и плакать?

Когда ты одинок, нелегко представить небольшую эмоциональную перспективу. Как у ребенка, каждая ссадина жжет сильнее, каждая ранка кровоточит, словно из самого сердца. Набитые шишки не придали мне силы. Общество так и не научило меня, как нужно прятаться.

Да наплевать.

Хватит реветь.

Хватит считать, я – мои ноги!

Я – мои ноги в черных ботинках, когда я бегу по гостинице, я – справедливость, я – отмщение, к черту этот мир, если он думает, что может так со мной поступать, к черту его, если он думает, что я не знаю, как врезать в ответ, если он думает, что я лягу и умру, мой отец смотрел в глаза убийцам, моя сестра рассечет поганую башку зла световой саблей, и я

Хей, Макарена!

Стану всем, что я есть.

Ну же!

Вверх по лестнице к аппаратной, поднырнуть под красную преграду, отделяющую ее от меня. На лестнице – никакой охраны, прямо удивительно, два дня назад она здесь была, когда я выступала в роли наладчицы, но теперь исчезла, все брошено, вот интересно (вовсе нет), наверх к деревянной двери, поставленной для мелкой породы в стародавние времена. Замок старый, слишком громоздкий, чтобы его вскрывать, но я сбила его кухонным ножом и пробралась внутрь.

Балкон размером с мою детскую спальню. Низкий каменный потолок, очертания каменного цветка, распускающегося над дверью, тень древних красных кирпичей, положенных поверх него человеком в соломенных сандалиях и шляпе с широкими мягкими полями во дни оспы. Красный занавес, отделяющий его от танцевального зала, с узкой щелкой посередине, через которую можно подсмотреть за прекрасными людьми с их идеальными жизнями, глядеть и поражаться, они танцуют, танцуют, танцуют.

Баллончик с перцовым газом в моей сумке от камеры, который охранник принял за кассету с пленкой (смешно, мы в цифровом веке, вернись в школу, дурачина!). Я огляделась, но Байрон там не оказалось, конечно же, нет. Гоген знает, что она нагрянет, охрана усилена (но я просочилась), она не сможет прорваться за дверь (но я же здесь, а где охрана), может, ее уже на самом деле схватили (хей, Макарена!) и

Я начинаю успокаиваться.

Беглый осмотр аппаратной.

усилители, пляшущие спектры на дисплеях, показывающие пиковый уровень сигнала, поступающего в систему от струнного квартета

радиостойки, пока на нуле до начала речей

небрежность – еще и концентраторы для радиосвязи службы безопасности, их совершенно точно нужно охранять, странно, что это не делается

стойки с реостатами и кабели, большие красные клеммы, толстые медные провода в черных тубах, все прекрасно, прекрасно, все…

две фотографии, пришпиленные к стене

Мне так хочется, чтобы все обошлось, что я почти случайно их замечаю.

Женщина с лицом, обращенным вниз и чуть в сторону, словно пойманная на лжи. За ее спиной солнце, наполняющее ее курчавые темные волосы красноватым ореолом. Еще одно фото: она смотрит прямо в объектив, но, кажется, его не видит, внимание сосредоточено на чем-то еще, и это было в Сан-Франциско, я узнаю сзади интерьер интернет-кафе. Байрон следила за мной, или это фото из более раннего времени, когда мы друг другу доверяли?