Совершенство (СИ)

— Пусть так. Но Марк выдернул меня с переговоров, заставив звонить тебе до тех пор, пока не удостоверюсь, что с тобой всё в порядке!

Признался всё-таки, надо же. И даже в кои-то веки Марка по имени назвал, что уже прогресс. Но, если Антон думает, что этот аргумент заставит меня все рассказать, он ошибается:

— А вот об этом задумайся, Тош. Почему Нестеров заставляет тебя делать то, что ты и без того должен был сделать, как мой брат? Почему он напоминает тебе о том, чтобы мне позвонить?

— Я просто был очень занят, цыпленок, извини, — капитулирует он, а голос становится тише.

Сама же я радуюсь тому, что удачно избежала выяснения причин, по которым Марк в ту ночь за меня переживал. Ибо все они вряд ли понравились бы брату. Это тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь.

— Понимаю. Ладно, Тош, мне пора. Вернешься, тогда и поговорим.

— Куда это тебе пора в шестом часу? И вообще, почему ты не спала в такое время? — удивляется он.

Усмехаюсь, глядя на то, как Мак уже деловито обнюхивает дверной коврик, планируя место для будущей лужи:

— С собакой гулять.

— Откуда у тебя взялась собака?

— Потом расскажу, — обещаю я и, пожелав брату счастливого пути, отключаюсь.

Надеваю шорты, футболку, кроссовки, и, накинув на запястье широкую петлю собачьего поводка, выбегаю на утопающую в сером рассвете улицу.

Во дворе «полтинника» тихо, но много прямоугольников окон уже светятся желтым, выдавая проснувшихся жильцов. Ночью шел дождь и от травы, в которую Мак тянет меня за собой, кроссовки тут же становятся мокрыми. В глубоких лужах отражаются серые облака. Где-то визгливо пищит потревоженная автомобильная сигнализация.

На сопке у школы мелькает знакомая красная шапка местного онаниста в сером плаще, который бродит там, в тщетной надежде рассмотреть что-то в окнах дома напротив. При мысли о том, что ради этой странной цели он встает в такую рань, мне даже становится его жаль, но не сильно.

К счастью, кошки в этот раз предусмотрительно предпочитают не высовываться и мы с псом, нагулявшись, спокойно возвращаемся домой и завтракаем. Усевшись на подоконнике, ем бутерброд с успевшим заветриться сыром. Запиваю растворимым кофе, слушая, как Мак похрустывает гранулами собачьего корма, грохоча им в блестящей жестяной миске.

За окном занимается серый рассвет. Начинается новый день. Еще один день, на который у меня нет никаких планов. Раньше хоть Лерке можно было написать, а сейчас, когда она снова вышла на работу — понятия не имею, чем заняться. Скроллить ленту соцсетей вскоре надоедает.

Обуваюсь и, взяв Мака с собой, снова выхожу на улицу. Бесцельно бреду вместе с заинтересованно обнюхивающим каждый столб псом по дороге, спускаясь с сопки.

— Меня с тобой даже в автобус не пустят, — выговариваю монстру я, а он, словно понимая, что я обращаюсь к нему, скалит клыкастую пасть. — Ты ведь понимаешь, что я говорю, да?

И он слишком уж многозначительно играет бровями, морщит лоб и улыбается с высунутым кончиком языка. А я, тем временем, продолжаю:

— Тебе нужен намордник, потому что у тебя на животе номерное клеймо, по которому можно найти хозяина. Ведь сейчас я твоя хозяйка и отвечаю за тебя.

Вообще, нести ответственность за кого-то, кроме себя, кажется мне непривычным и странным. Не неприятным, нет. Это словно придает ценность в собственных глазах. Заставляет чувствовать себя живой и нужной. И непостижимым образом делает свободнее.

Вместе мы, не торопясь, спускаемся на площадь Баляева, проходим мимо остановки, где уже собралась толпа ожидающих автобуса людей, поднимаемся по высокому виадуку через широкую автомобильную развязку.

Здесь, как всегда, шумно. Машины гудят, сигналят и шуршат шинами по влажному от дождя асфальту, обливают водой из луж незадачливых прохожих, желающих перебежать дорогу под мостом.

Магазины еще не открылись, зато маленький рыночек уже начал свою работу. Покупателей немного, но продавцы натирают до блеска стекла витрин, расставляют товар на прилавках, перекрикиваются между собой. Здесь смешивается уйма запахов, но каждый из них ярко-различим: рыба, сладости, выпечка, бакалея, фрукты.

Перепрыгнув через ручеек, перетекающий из одной лужи в другую, подхожу к овощному ларьку. Останавливаюсь, любуясь блестящими боками яблок, выстроенными в ровные ряды, горками спелой черешни, разноцветьем овощей и ароматными пучками зелени с поблескивающими каплями воды на листьях.

— Чего желаешь, красивая? — поигрывает темными бровями мужчина-продавец какой-то восточной национальности. — Будешь первым покупателем, скидку сделаю.

Вообще-то меня так и манит глянцевая и яркая черешня, но для нее сейчас не сезон и цена мне пока не по карману. А вот яблоко, пожалуй, не слишком ударит по бюджету.

— А помыть фрукты у вас можно?

— Нужно, — усмехается продавец, и я кладу на весы большое и красивое яблоко Фуджи.

Выходит совсем недорого и я добавляю к нему душистый желто-розовый персик, едва умещающийся в ладони. Довольная покупками, достаю из сумочки кросс-боди карту и расплачиваюсь. А забрав у мужчины пакетик с мытыми фруктами, ухожу.