Сам он, как всегда, безупречен: идеально отглаженные черные брюки и такого же цвета рубашка с закатанными до локтя рукавами, открывающими выпуклые мышцы рук и серебристые часы на правом запястье. Раньше я раздумывала над тем, зачем закатывать рукава, если можно сразу надеть рубашку с короткими. Но теперь понимаю, что именно так его руки выглядят настолько соблазнительно, что я поневоле начинаю вспоминать о том, какими сильными, но нежными они умеют быть.
— Ничего, — негромко отвечаю я, отводя глаза. — Как ты здесь оказался?
Нестеров садится на бордюр рядом со мной и Маком. Совершенно не боясь пса, треплет его за ухом, заставив довольно оскалить пасть.
— Я уже говорил, что во Владивостоке, если очень хочешь кого-то встретить — встречаешь.
— Вот так просто из почти шестисот тысяч жителей находишь того, кто нужен? — недоумеваю я, так и не сумев понять, каким образом шизе удалось провернуть свой невероятный трюк.
— Как видишь, — усмехается Марк, легким касанием пальцев убирая непослушную прядь волос, упавшую на мое лицо, заставив этим простым, но таким знакомым жестом, задержать дыхание. — Расскажешь, что тебя так расстроило?
Да уж, тут парой слов не обойтись, потому что перечислять всё, чем я сейчас недовольна, смогу, наверное, до рассвета. И этот длиннющий список начинается с Нестерова и им же заканчивается.
Всё ведь пошло наперекосяк с той решающей минуты, когда я изменила свое отношение к нему. Так что можно было бы просто сказать три слова, знаменующие момент, перевернувший мою жизнь вверх тормашками: «влюбилась в тебя». Но, пожалуй, Марк спрашивает не об этом. И я ограничиваюсь тремя другими словами, характеризующими недавнюю ситуацию:
— Кошка. Пес. Поводок.
Пожимаю плечами, не зная, что еще сказать, но Нестеров, кажется, и так все понял:
— Поехали, пока ты не простудилась.
Он берет Мака за шкирку и тот, словно нашкодивший щенок, послушно идет за своим почти тёзкой и запрыгивает на переднее пассажирское сиденье, чинно усевшись на коврике. Я плетусь следом, еле волоча ноги. Мышцы до сих пор дрожат от незапланированной гонки. Сажусь в машину и ногой отодвигаю собачий хвост, чтобы Марк не прищемил его дверцей.
Нестеров невозмутимо садится за руль и, передвигает вверх рычаг переключения передач, заставляя Лэнд Крузер тронуться с места и выехать на дорогу.
Спрашиваю глухо:
— Давно вернулся?
Пытаюсь выбросить из головы его фото с Зориной, но оно, как назло, будто застряло у меня перед глазами и не желает никуда уходить.
Марк коротко отвечает:
— Утром. Завтра снова улечу на недельку, а потом, если удастся, вернусь надолго. Юристы уже готовят документы для слияния и после того, как всё закончится, буду посвободнее.
Киваю, раздумывая над тем, спросить ли его о причинах заботы об интересах «Архитека» или, как уверяет Антон, моих интересах. Но Марк, видимо, решив, что эта тема мне не интересна, интересуется о другом:
— Как твоего пса зовут?
— Он не то, чтобы мой. А зовут — Мак, — с улыбкой отзываюсь я. И добавляю, чтобы Нестеров не подумал ненароком, что схожесть их имен что-нибудь значит: — В честь какого-то певца с псевдонимом «Макиавелли».
— Тупака Шакура, — легко угадывает Марк, хотя я о таком исполнителе впервые слышу. — Он выпустил под этим именем один из альбомов. Пел хип-хоп о тяжелой жизни в гетто, расизме, насилии и бедности.
Пожимаю плечами:
— Не слышала его песен.
— За рубежом он был довольно популярен, пока не погиб в перестрелке в девяносто шестом, — просвещает меня Нестеров, не отводя взгляда от дороги.
Понятия не имею, куда мы едем, но мне сейчас настолько хорошо и спокойно от присутствия Марка рядом, что в общем-то все равно куда, лишь бы побыть с ним еще немного. Когда мы так беседуем, как ни в чем ни бывало, сами собой забываются все ссоры и споры, обиды и разногласия. Аромат бергамота, исходящий от мужчины, уже проник в мои легкие, даря легкость и комфорт, расслабляя и успокаивая.
Нестеров останавливает машину у небольшого торгового центра и выходит, ничего мне не говоря, а я откидываю голову на кожаное сиденье. Устало прикрываю веки.
Я ведь не так давно боялась Марка. Помню, какую панику вызвал он у меня при первой встрече. Как давила его тяжелая аура при второй. Как я надеялась держаться от него подальше при третьей. И как сейчас один только его запах или голос действуют на меня, словно наркотик, вызывая жар внутри и ускоряя сердцебиение до симптомов тахикардии.
Открываю глаза лишь когда приглушенно хлопает дверца водителя, сигнализируя о возвращении Нестерова в машину.
— Знаю, как ты не любишь принимать помощь, особенно от меня, но это для пса, так что не считается, — с улыбкой объясняет он, протягивая шуршащую упаковку, и в полумраке салона я не сразу могу различить, что это.
При ближайшем рассмотрении в ней оказывается новый поводок и ошейник в виде цепи с шипами вовнутрь. Возмущенно восклицаю:
— Ему же больно будет!