Совершенство (СИ)

— Кто бы говорил, — хмыкаю я, специально высокомерно задирая вверх подбородок. — Твоя надменность и желание судить других ничуть не меньше, Нестеров.

Замечаю вдруг, что стало очень тихо и голоса Сахарова и Дубининой из их палатки больше не слышны. Затихли кузнечики в траве. Лишь шумит прибой и негромко шуршит грифель карандаша, которым Марк продолжает водить по бумаге.

— Значит, ты признаешь, что у нас больше общего, чем ты думала, милая? — усмехается Нестеров.

Он закрепляет карандаш под зажимом, захлопывает папку-планшетку и устремляет взгляд на меня.

— Нет у нас ничего общего, — злюсь я, но не столько потому, что Нестеров смеет проводить между нами какие-то параллели, а скорее, из-за того, что в этот момент осознаю: Сахаров не придет. Что этот романтически настроенный гад предпочел уснуть рядом с невестой, плюнув на все свои обещания. — Вообще никаких точек соприкосновения. И раз уж и я, по-твоему, так плоха, не могу понять, зачем ты интересуешься моей жизнью и вообще снизошел до общения. Чего ты хочешь, Нестеров?

Вскакиваю с коврика, понимая, что не желаю больше оставаться в его обществе, даже если Ник соизволит прийти, как обещал. Прав был чертенок, Марк — абьюзер и манипулятор, и играть в его игры я не собираюсь.

— Тебя, — хрипло и низко усмехается Нестеров, не сводя с меня ленивого оценивающего взгляда.

А я замираю на мгновение, словно загнанный в угол зверь и сердце начинает колотиться в груди, словно сумасшедшее. Кровь застывает в жилах.

«Я предупреждал, — испуганно шепчет чертенок с плеча, и добавляет, прежде чем снова исчезнуть: — Он как ты, привык получать то, что хочет. Надо было бежать, пока была возможность».

Еще один любитель проводить между нами параллели, будь он неладен. Злость пересиливает страх:

— Пошел ты, Нестеров. Хотеть не вредно, — выплевываю я, даже не глядя в его сторону.

Ухожу в палатку, продолжая кипеть от злости. Достаю из сумки в тамбуре футболку и шорты, чтобы переодеться для сна и только тогда замечаю, что один из замков моего саквояжа разошелся. Именно тот, в который я так беспечно положила бутылек с лекарством. И сейчас его там, разумеется нет.

Шепотом произношу несколько непечатных слов, характеризуя собственное отношение к этому неприятному факту и к сложившейся ситуации в целом. Кажется, спать мне в ближайшие три ночи не придется.

Треклятый Сахаров. Чертов Нестеров. Идиотская Дубинина, предложившая эту глупую идею с дурацким отдыхом!

Сопя от негодования, ухожу в спальную комнату палатки, чтобы переодеться. Развязываю ремень, сбрасывая платье на коврик. Облачаюсь в футболку и короткие шорты. Потом возвращаюсь в тамбур, чтобы аккуратно сложить одежду и взять мягкий серый плед из велсофта, чтобы укрыться ночью.

Замок тамбура не застегнут, и я вижу, как Нестеров тушит огонь в костре, отвечающий ему недовольным шипением и белым паром. Тороплюсь скрыться в спальне и закрыть молнию на дверце до того, как он придет в палатку, чтобы не продолжать во всех отношениях неприятный разговор, хотя и сомневаюсь, что ткань станет достаточной преградой, чтобы остановить Марка, если он пожелает это сделать.

Какого рожна он вообще завел эту тему? Зачем высказал мне собственное мнение о Тоше, прекрасно зная, что оно мне не понравится и заденет за живое? К чему его последняя фраза? Чтобы в очередной раз вывести из себя? Спровоцировать? Чтобы что?

Как всегда, общение с Марком вызывает у меня больше вопросов, чем ответов, а чертенок, который иногда объясняет мне его поведение, почему-то предпочитает не появляться. Погасив фонарик под потолком, ложусь на мягкий туристический коврик, хотя и понимаю, что уснуть без таблеток вряд ли смогу.

Слышу шелест шагов Марка, негромкий звук замка-молнии закрывающего дверь в тамбур. Поверхность коврика подо мной внезапно становится неудобной, и я поддаюсь внезапно возникшему желанию ворочаться, в тщетной попытке устроиться получше. То скидываю с себя плед, то укрываюсь им снова. Чувствую себя дурацкой принцессой на горошине, которая не могла уснуть на двадцати тюфяках.

Но я перестаю ерзать и вертеться, когда высокий темный силуэт Нестерова замирает в освещенном оставшимся фонарем дверном проеме. Он вычерчен контурным светом так четко, словно нарисован графитом на ткани дверцы. И слишком явно эта картинка напоминает мне другую такую же, навсегда отпечатавшуюся в моей памяти, словно след от удара отбойного молота. Тот же желтый контурный свет. Точно такой же темный силуэт и дверной проем. Такая же ночь и такая же я — испуганная, маленькая, уязвимая.

Еще и потерявшая таблетки — единственное, что могло бы помочь.

Головой понимаю, что та ситуация никогда не повторится. Что я в силах дать отпор. Что Нестеров вряд ли решит причинить мне вред. Но предательский организм реагирует рефлекторно, как у собаки Павлова на звон колокольчика.