Совесть

Сначала старики долго спорили: куда адресовать письмо? Прохор предлагал не размениваться на мелочи, направить прямо в Москву. Уразкул спустился чуть пониже, предложил подать жалобу в Ташкент. Домла же объяснил, что начинать полагается с низшей инстанции, уговорил их сначала обратиться в райком. И письмо сочинил так, чтобы не очень больно задело Атакузы.

В сущности, письмо было не очень уж обидным для Атакузы. Они ратовали лишь за то, чтобы сохранить это чудо природы, Минг булак, и с этой целью рекомендовали перенести строительство животноводческого комплекса чуть подальше. Даже указали подходящее место. И все-таки домла чувствовал себя так, будто занес над головой близкого человека камчу. А все потому, что знал: вряд ли Атакузы правильно поймет его поступок. Оттого и хотел поговорить поскорее с племянником. Отослали письмо, и домла помрачнел, места себе не находил. Все три дня, что жил у Прохора, промучился, а сегодня утром попросил отвезти его в кишлак. Прощание с Уразкулом вышло натянутым, и домла твердо решил вернуть его сыну дом. Ехали на мотоцикле Прохора. По дороге попросил свернуть в степь. Если решил поговорить, думал домла, то надо говорить, имея полное представление обо всех делах Атакузы. И правильно поступил. Стало ясно, Атакузы замыслил в степи грандиозное дело. И городок строился продуманно — удобный будет для жизни и красивый. И поля толково распланировал, обсадил деревьями против степных ветров. Хлопок уже начинал цвести… И перед Прохором не стыдно. Как бы ни ошибался племянник, а если глаза есть, смотри: работать этот раис умеет, мыслит широко! Одно все же огорчило домлу: дренажи строили не закрытые, уже проверенные жизнью, а прокладывали по старинке открытые канавы. Видно, экономили средства. И вот уже они во многих местах засыпаны песком, засолились. Правда, на полях у Атакузы белесые пятна выступили не везде. Зато в соседних совхозах земля местами совсем белая, будто припорошена легким снегом. Было очевидно, воды недостает, и берут для полива сильно засоленные воды из коллекторов. Надо бы приехать сюда вместе с Хайдаром, подумал домла, посмотрели бы вместе на эти поля, поговорили бы. Может, и отойдет у парня душа. В конце концов, не враги же они.

И так захотелось домле поскорее, не откладывая, поговорить с Атакузы, развеять все недоразумения, что еще по дороге решил: «Поеду прямо к нему домой». Но у двора племянника стояли машины, — видно, принимал гостей. Пришлось отложить разговор. Прохор подвез домлу к его дому, тут же простился и укатил, тарахтя прогоревшим глушителем мотоцикла. Потирая затекшие ноги, домла двинулся к калитке. Рядом, во дворе племянника, дружно, раскатисто захохотали. Ворота распахнулись, и оттуда вывалилась во главе с хозяином оживленная толпа гостей. Люди солидные, представительные, гладкие, лоснящиеся лица выражали довольство, губы блестели от плова. Атакузы вел под руку Джамала Бурибаева.

Нормурад-ата заторопился открыть калитку и никак не мог попасть ключом в замок. Ушей достиг дребезжащий, будто визг немазаных колес, смех Бурибаева:

— Такой грех не возьму на душу! Кхе-хе-хе! Буду, конечно, буду на свадьбе, раис!

— Вместе с супругой, Джамал Бурибаевич, обязательно! — гремел Атакузы. — А всякие суды-пересуды побоку, дорогой сват. Жизнь ведь! А в жизни чего только не бывает. Я дам телеграмму домле Мирабидову. Приезжайте вместе.

— Благодарю, Атакузы-ака, благодарю. Ну, будьте здоровы!

— Нет, нет, я провожу вас до города. Вовсе не потому, что вы начальник управления. Свата поеду провожать. Ха-ха-ха!..

Домла вдруг ощутил — как он устал! Еле доплелся до своей комнаты, бросился на диван…

Так было днем. А теперь вот — ночная гостья. Племянник и впрямь крутился вокруг этого Бурибаева, а тут еще Хайдар скандал устроил. Несчастная женщина!.. Домла грустно склонил голову, сказал:

— Да, да, я понимаю вас, доченька!

— Сват не считается с нами, и сын берет пример с отца. Вы сами видели, как будущий мой зять ведет себя, как унижает мою дочь, — жаловалась Фазилат.

Старик молчал. Пришло на память все, что слышал в последнее время про Атакузы. Сам того не замечая, грустно качал головой: жалоба этой женщины и разговоры о ловкости и тяжелом характере раиса — одного корня ростки…

«Что же происходит с Атакузы, в самом деле? Когда, где растерял он простые человеческие чувства? Когда успел стать таким черствым, бессердечным?»

Фазилат, видно, по-своему поняла молчание домлы, заговорила с неожиданной твердостью, гордо:

— Не подумайте чего плохого про мою дочь! Она не против свадьбы. Просто… больно ей, больно…

«Напугал племянник беднягу. Сильно напугал! Зачем, с какой целью этот глупец старается нагнать страх на всех?»

Нормурад-ата встал.

— Что я могу обещать вам, доченька… Единственное, что в моих силах, — сказать про все Атакузы. И я скажу. Не бойтесь, от себя, своими словами скажу.

Фазилат тоже поднялась. Набрасывая на плечи кисейный платок, склонила голову:

— Спасибо вам за доброе слово. Хоть на душе полегчало…