Совесть

В дверях летней кухни показалась женщина, она тащила за собой сынишку. Мальчик упирался, хныкал:

— Не хочу уходить, не пойду… Наш сад! Хочу здесь…

— Замолчи, кому говорю! Сейчас придет раис! Услышит — прибьет!

Кудратходжа снова хихикнул. До чего же у него противный, дребезжащий смешок!

— Придет раис! Бывало, детей пугали шакалом, а теперь хватает имени твоего племянника, почтенный профисор.

Домла весь дрожал, но не говорил ни слова.

Женщина грустно оглядывала большой чистый двор, утопающий в зелени, заново побеленные стены, застекленную веранду — айван, залюбовалась свежей, нежно-голубой краской ажурных переплетов.

— Хороший вы сделали ремонт. Мы тоже собирались в этом году перестроить кухню. Мечтали…

Кудратходжа мотнул головой на тонкой шее:

— Не печалься, дочь моя! В этом ли доме жить, в другом ли — все равно нам уготован один дом — кладбище. Все туда придем…

Надира не ответила ему.

— До свидания, домла. Я просто так… Прожили здесь десять лет, привыкли. Каждое дерево, каждый цветок в этом дворе сажала своей рукой. Потому и болит душа.

Домла засмущался, закашлял:

— Я понимаю, доченька, я все понимаю.

— Что ж делать, пусть вам живется здесь долго! — Надира потянула за руку продолжавшего хныкать мальчонку и вышла со двора.

Кудратходжа громко цокнул языком:

— Вот она, твоя справедливость! Тут она вся! Не было ее раньше, не будет и теперь!..

Домла резко обернулся. Злобный смех Кудратходжи унес все его сомнения.

— Нет! — крикнул он, выпрямившись во весь рост. — Была, всегда была справедливость! И ты ее, между прочим, отведал сполна. Она была и тогда, когда ты понаоткрывал лавки в годы нэпа, сдирал шкуру с бедняков! Она была, эта справедливость, и когда ты выкрал красавицу Айнису у бедняка-дехканина! Только ты не следовал ей. А помнишь ты, ходжа, что сталось с несчастным мужем Айнисы, когда со своими подкупленными головорезами ты увез ее? Бедный парень повесился на кладбищенской чинаре. Ты помнишь это, ходжа?..

— Помню, профисор, как не помнить. Но только…

— Вон с глаз моих! — зарокотал Нормурад. — Вон, пока не встретимся на том свете на твоем мосту Сират!

Нормурад-ата был страшен. Большой, весь взъерошенный, с поднятым над головой кулаком. Кудратходжа, ощерясь, попятился от айвана к воротам. Нормурад Шамурадов, не опуская кулака, шагнул за ним и вдруг бессильно опустился на ступеньку, в сердце резко и больно кольнуло. Старик долго сидел, уронив голову. Внутренний голос теребил, терзал душу. Он, Нормурад Шамурадов, конечно, прав, тысячу раз прав. Обидно, что не смог сейчас положить на лопатки ходжу. А причиной тому Атакузы — этот дом, этот сад! Ходжа, шелудивый пес, подхватил оброненную кость и тявкает теперь на весь свет.

Он приподнялся, чтобы встать, и в этот момент открылась садовая калитка — пришла Алия. Она сразу поняла, что дяде плохо, быстро подбежала к нему.

— С сердцем нехорошо? Сейчас принесу лекарство…

— Не надо, пройдет. Уже лучше… Атакузы дома?

— Уехал в степь, еще затемно, — Алия, склонив голову к плечу, с нежностью глядела на старика. Домле всегда нравилась эта ее особенность — склонять голову. — Не беспокойтесь, все будет хорошо, Атакузы-ака уже велел привести в порядок ваши книги.

— Я не о книгах. Этот дом он взял с согласия хозяев?

Голова Алии опустилась ниже.

— Не знаю. Они получили квартиру на краю кишлака. Только там еще нет водопровода и газ не провели.

— Так зачем было их сгонять с насиженного места?

— Он думал о вас… — На лице Алии выступил румянец. — Вам же нужен уход…

Слова ее и то, как она произнесла их — робко и нежно, — снова тронули старика.

— Спасибо вам, доченька, — сказал он мягко. — Вы не думайте, я ценю вашу доброту. Очень ценю ее. И все-таки не надо было из-за меня обижать людей. О! — застонал Нормурад-ака.

Лицо Алии вспыхнуло.

— Пойдемте чай пить, дядя… К нам приехал Уразкул-ака, ждет вас.

«Наверно, по этому же делу пришел. Дожил я, дожил!..»

2

Каждый раз, заходя в дом Атакузы, домла чувствовал себя неловко. Из-за Хайдара. Он сейчас в отпуске и задержался в доме отца. Хотелось побеседовать с джиеном, поехать вместе в степь — посмотрели бы оросительные работы и там, на месте, заново обсудили его диссертацию. Но Хайдар будто не замечал домлу, не здоровался. Вот и сейчас — чуть ли не нос к носу столкнулись у колодца. И Хайдар круто свернул в сторону.

Домла остановился в нерешительности, думал пойти обратно, но Уразкул, сидевший на айване, уже заметил его, встал с места. В озорных, как прежде, глазах, на свежих, будто румяное яблоко, щеках, в уголках губ под редкими усами запрыгала лукавая улыбка:

— Зачем согнулись так, мулла Нормурад! Кто же за унылого старика замуж пойдет?

— Что-что? — не понял домла.

— Еще притворяется! А ушам нравится, как сливочное масло желудку. Да распрями, говорю, распрями плечи! Сейчас и старухи стали разборчивыми, не за богатство идут, выбирают с фигурой!

— У меня одна надежда — скорее бы соединиться с моей старушкой.