Совьетика

То, что отныне и до самого конца жизни все, что мне предстоит – это только «выживать» как клопу, вместо того, чтобы приносить людям пользу и ощущать себя нужной им. Что неважно, чего бы ты в этой капиталистической жизни ни достиг, все это будет только для тебя и твоих близких, но не для общества в целом – сознание этого пригибало меня к земле будто тяжелый камень, повешенный мне на шею. С этим осознанием того, что любая живая единица в таком обществе призвана существовать только для своей личной пользы, я так никогда и не смогла смириться. Капиталистическое общество, в любой своей версии, от антильской и российской и до западноевропейской, напоминает мне курятник из анекдота: в котором, как известно, «каждый стремится сесть повыше, клюнуть своего ближнего и наср*** на нижнего». И знаете что? Я не испытываю ни одного из этих трех сокровенных желаний капиталистического потребителя!

Вот так я жила все эти годы – словно под местным наркозом. Видела все происходящее вокруг, но ничего не чувствовала. Кроме тупой, ноющей боли, которую я старалась загнать у себя в душе куда-нибудь поглубже. Наркоз начал развеиваться только когда я увидела Корею. И теперь, полтора года спустя после того, как я впервые ступила на корейскую землю, мое мироощущение стало совершенно иным. В нем не осталось места унынию, неверию в торжество справедливости или в собственные силы. И происходящее здесь, на Кюрасао находилось для меня в прямой связи с происходящим в других уголках земного шара: недаром сейчас так любят трубить про «взаимозависимый мир»! И если бы мне кто-нибудь сказал: «Неужели ты надеешься вдохновить на борьбу за справедливость наших с тобой соотечественников тем, что помогаешь кому-то на другом конце планеты?», я бы искренне удивилась. А что я должна была делать в моем положении? Сказать «нет, спасибо, я лучше подожду, когда у нас дома назреет революционная ситуация»? Или, как некоторые наши коммунисты- «Венесуэла нас не колышет»? Или, может быть, поучаствовать в «марше несогласных», в «русском марше» или еще в какой-нибудь гнусности? Ну уж извините, и альтернативы…

Кто смотрит дальше своего носа, того вдохновляет победа прогрессивных сил в любой стране мира – для дальнейшей борьбы в стране своей собственной.

На прощание товарищ Орландо сказал нам:

– Да, Советского Союза больше нет, но зато есть мы – его духовные дети и внуки. И мы пронесем с собой по жизни не просто память о нем – мы пронесем в себе искорку его революционного пламени. Из этих искорок мы зажжем новый факел – возвещающий настоящий рассвет для человечества. Важно продержать этот факел горящим даже в самую черную, беззвездную ночь. Не сидеть сложа руки, не вариться в соку из переживаний о прошлом до тех пор, пока не погаснет этот факел, а искать. Искать таких же людей, как и ты, и стремиться соединить свои с ними силы….

Вспоминая эти его слова, я почувствовала, как на душе у меня стало тепло. И наконец-то заснула….

Утром меня разбудили чьи-то голоса: Ойшина и чей-то женский. Позевывая, я накинула халат и выглянула в окно. В саду Ойшин разговаривал с Любеншкой – нашей так называемой служанкой. Но это был вовсе не ее рабочий у нас день, да и до 10 часов было еще далеко: только что начало светать. Неужели что-нибудь еще случилось? Может, Сонни узнал меня вчера?

Я выбежала в сад как была- в халате и босиком.

– Бон диа, Саския, – поздоровалась со мной Любеншка. – Ты почему вчера не брала трубку, когда я звонила тебе? Кармела просила предупредить, что кто-то, кого ты знаешь, сейчас на Кюрасао. Она сказала, что ты сразу поймешь, о ком идет речь.

– Уже поняла, спасибо!- поспешно сказала я, – А почему ты здесь в такую рань? Что-нибудь случилось?

– Пока еще ничего, – неспешно сказала Любеншка так, словно речь шла о чем-то будничном – Но скоро, наверно, случится. Помнишь того гаитянина, что ходит в гости к Марии-Елене? Теперь он сказал ей, что слышал, как американцы говорили, что многие на Антилах не доживут до Нового года…

– На Антилах? А Антилы-то здесь при чем? Чавес же не собирается на них нападать.

– Не знаю, при чем здесь Антилы, но готовится что-то серьезное. Он запомнил еще такие слова: «его же русские дружки и сведут этого Уго в могилу». Мы не знаем, что это значит. Значит, надо будет узнать. Пока не поздно….

… Так что же все-таки назревало там, что готовилось за этими высокими стенами базы? Успеем ли мы вовремя узнать об этом? Успеем ли предупредить товарищей, даже если узнаем? Сможем ли предотвратить пока еще никому из нас неведомую назревающую над их страной опасность?