Совьетика

По молодости лет я морщилась при словах «любовь к Родине» и «патриотизм». Думала, что это всего лишь официальная показуха. Какая же я была тогда дурочка! Когда я уехала, дом снился мне несколько лет подряд, почти каждую ночь. Это были мучительные сны. Особенно часто повторялся один из них: где я превращалась в листочек бумаги (не спрашивайте, как – на то это был и сон!), чтобы добраться до дома хотя бы в конверте, вместе с письмом… Просыпалась и плакала, пока никто не видел…

Я переворачиваюсь на другой бок, закрываю глаза и пытаюсь его себе представить. На улице меня звали Женя Угловая – потому что дом стоял на углу. Два окна с улицы и три со двора, сарай, яблонево-грушевый сад, две яблони перед домом, огород рядом с ним…

Помню все листочки щавеля на вкус на этом огороде, помню смолистый запах качелей, которые соорудил для меня дедушка из железнодорожных шпал, их пронзительный скрип, по которому бабушка точно знала, что я на огороде (веревки были привязаны к заржавелым металлическим подковкам, подвешенным на железную трубу вместо перекладины), каждую выбоинку на деревянном сиденьи качелей, которое я уносила вечером с огорода домой, чтоб не размокло от дождя или росы; то, как я раскачивалась чуть ли не выше перекладины и прыгала с самого верха, пролетая по воздуху через пол-огорода и приземляясь на грядке с картошкой. Помню, как надо плести венки из одуванчиков. Как пачкают они твою одежду своим белым соком, за что тебя журит бабушка – потому что он никакими силами не отстирывается. И как надо правильно оборачивать стебель крапивы лопухом, чтоб не обжечь руки, когда вступаешь в крапивную битву. Крапива использовалась в наших играх в войну, когда надо было идти в штыковую атаку… Помню то, как мама в жаркий день собирала на огороде колорадских жуков в баночку – я даже помню, когда они у нас впервые появились. Свой дубок, который я сама посадила в конце огорода, когда была первоклассницей – из проросшего желудя, найденного мной в парке, когда мы там были с классом на экскурсии…

За огородом – канава, в которой весной клокочет талая вода, за ней – насыпь, а по насыпи тянется железная дорога. В детстве я ужасно боялась паровозных гудков, не знаю, почему. Один раз вышла погулять зимой, а по линии идет паровоз, да как загудит! Я с воплем не глядя нырнула головой в сугроб… Потом мои родные вышли на крик, а из сугроба только валенки торчат! Томочка (да будет земля ей пухом!) придумала даже присказку такую для меня – «Машинист, не гуди, и Женюшку не буди!», что мне ужасно нравилось… А поездов я побаивалась всю жизнь – потому что хорошо знаю, какие они огромные, если встать с ними рядом. Одни колеса- выше тебя ростом! Б-р-р-р… Когда живешь рядом с железной дорогой, привыкаешь к их грохоту. Даже спишь под него, не замечая. В 1976 году, когда в Румынии было силное землятресение, докатились его отголоски и до нас, но мы этого даже не заметили: с такой силой у нас дома все тряслось регулярно!

Один раз подружка уговорила меня пойти на линию: за ней якобы остановился цыганский табор, который оттуда можно было увидеть. Мне было 5, ей- 4. Поездов мы не боялись, я была уверена, что если пойдет поезд, мы успеем его заметить и с рельсов уйдем. Мы сидели на рельсах на корточках и пытались разглядеть табор за деревьями. В это время мама моя возвращалась с работы и издалека, с горы еще нас увидела… По ее словам, она сама не помнит, как она до нас добежала! Поезда не было, но это был единственный в моей жизни случай, когда она меня отшлепала. Было очень обидно: неужели она действительно думает, что я поезда бы не заметила? Но к линии я больше в жизни никогда без взрослых не подходила.

За линией- свалка и лес, не нормальный русский лес из березок, а лесопосадка хрущевских времен (Никите Сергеевичу не по душе было, что народ самовольно сеял для себя на берегу реки картошку, и поле засадили страшнейшим деревом – американским кленом, размножающимся быстро как джунгли). Когда-то мы ходили туда с дедушкой, потом я перестала, а он ходил по-прежнему: за дровами. За лесопосадкой – наша река, медленная, средней широты, спокойная, которая когда-то, еще до моего рождения, была чистой. При мне уже купались в ней только самые отчаянные! Весной она мощно разливалась, и мы (обязательно с взрослыми!) ходили на линию бросать в талую воду камешки. Один раз, когда мне было года три, она разлилась так, что у нас дома воды было по колено. Мы все ушли ночевать к Тамарочке, и поэтому я воспринимала происходящее как одно большое приключение! Дедушке, конечно, было не до смеха…