Носильщики помогли забраться в паланкин, где Верховный вытянулся с немалым облегчением. Снова засбоило сердце. И вспомнилась вдруг та машина.
Старик в её объятьях.
Что он сделал? Как оживил эту машину? И почему ни слова ни сказал о том, как заставить её работать? Верховный ведь пробовал.
Ложился. И лежал, ожидая, когда она очнется ото сна. Но ничего не происходило. А правнук оказался все столь же бесполезен…
Не знал он.
Он и за порог-то переступить не посмел. Боялся.
Паланкин покачивался, плыл по коридорам, маг держался рядом.
- Что еще говорят?
- Говорят, что зерно в этом году подорожает. Грядет засуха. И возрос спрос на амулеты, приводящие воду. Но, полагаю, их будет недостаточно. На севере вспыхнули пожары, и северяне прислали письмо. Магов просят. Выгорело несколько городов, а еще огонь пошел под землей.
- Такое возможно?
- Если есть залежи черной земляной кости. А на Севере их много. Совет отправил троих.
И у них Совет. Интересно, мирно живут? Хотя… навряд ли. Где есть власть, там есть и те, кто власть делят.
- На Востоке великая пустыня наступает на земли. И песчаные бури поднимаются одна за другой. Ныне из десяти караванов лишь одному удается пересечь пески. Даже несмотря на амулеты. Ходят слухи, что пустыня поднимает нежить, но пока они держатся в песках, никому нет до этого дела.
Знакомо.
Но знаки и вправду дурные.
Верховный покачал головой. И кивнул великому Уннактли, который шествовал по коридору, сопровождаемый тремя наложницами. Тот остановился и, прижав руки к груди, отвесил поклон.
- Счастлив лицезреть Великого, - голос Уннактли звучал подобострастно, но Верховный не обманывался. Низкий человек. Коварный. А главное, совершенно беспринципный, как и весь род. Они, ступив на эти земли, первыми смешали кровь свою с местными, выбрав лучших женщин. После отстояли лучшие земли. Так и повелось.
Верховный чуть склонил голову.
- Я слышал, что Великая Дарительница Жизни и Подательница благ, Стоящая при Солнце, занемогла?
Легкий вопрос.
Осторожный.
И взгляд внимательный. Ждет? Чего? До последнего Уннактли держался в стороне, делая вид, что готов служить любому, кто займет трон. К слову, так бы и случилось.
- Если так, то сердце мое рвется от горя, - он прижал обе руки к груди. – А печень болит. Тревожен сон, и сам я не мыслю покоя. Вот мои девы, которые обучены многим наукам. Они могут услаждать слух игрой или пением. Знают тысячу и одну историю. И столько же танцев. Искусны в беседе…
- И приятны взору, - завершил Верховный. – Боюсь, это слишком много для одного ребенка. Но я скажу Императрице, что вы готовы служить ей.
- Верой и правдой.
- Не сомневаюсь.
- Что ж… если вы уверены, что…
- Уверен.
- Возможно, не откажетесь…
- Откажусь, - Верховный покачал головой. – Боюсь, я уже слишком стар…
И махнул рабам. Слушать лживые изъявления в преданности не хотелось. Да и ноги снова разнылись, особенно левое колено. Впрочем, и сам Уннактли поспешил прочь.
А ведь девиц своих подарит.
Постарается. Кому? Не Императрице. Она лишь предлог. А вот кому-то из стражи… нет, они, чьи сердца девочка держала в руках своих, ей преданы. Но их немного. Хватит ли, чтобы защитить?
- Вам дурно? – маг, догнав паланкин, перехватил руку и сжал запястье. – Остановитесь.
И рабы подчинились.
- Сейчас… вы слишком много на себя берете, от этого и нагрузка непомерная, - его ворчание было привычным и успокаивало, как и сила, которая вливалась в никчемное старое тело. Сила эта унимала боль, и сердце снова забилось ровно.
Надолго ли?
- Вот так лучше. Вы принимаете зелья, которые я отправил?
- Закончились, - вынужден был признаться Верховный. – Я собирался сказать, но тут вот… заболела. И остальное все.
- Моя вина. Должен был проследить. Простите.
Верховный кивнул, хотя оба понимали, что ничьей-то вины в том нет. И маг о том знает.
Уже в своих покоях Верховный позволил рабам осторожно извлечь себя из паланкина, чтобы уложить на перину. Тело заныло. Кожа сделалась чувствительной и даже простые прикосновения вызывали боль. Но Верховный терпел.
Маг снова оказался рядом.
Щупал.
Заглядывал в глаза. Цокал языком. Бормотал что-то. И вливал силу. Она вызывала зуд в левой руке, и Верховный мучительно кривился.
- Вы снова забываете есть, - маг отступил, чтобы усесться в низкое кресло. – И доводите себя. Я понимаю, что ситуация весьма нестабильна, но вот никому не станет легче, если вы умрете. Наоборот, все осложнится.
Он сцепил руки на груди.
И нелепый человечишко, который права не имеет разговаривать с Верховным так… так нагло! А он разговаривает. И хмурится. И еще смеет упрекать.
Гнев, впрочем, был вялым, словно чужим.
- Я могу следить за ней. И за вами тоже. Но надо ли оно вам? И без того говорят, что вы продались магам.
- Кто?
Маг пожал плечами.
- Слуги. Рабы. Те, кого обычно не замечают. А они слушают… слушать они умеют. И делиться услышанным. Там… - он указал на пол. – Там боятся.
- Чего?
- Поешьте. Меня тоже не хватит надолго, если я буду использовать силу там, где можно обойтись обычными способами.
Разумно.
Верховный поднялся и дотянулся до колокольчика.
Стол накрыли быстро. И на двоих.