Советник юстиции

— Если вам нравится, то и пейте, а других не подбивайте. Ему нельзя много пить, у него больной желудок.

Аникин уставился на женщину осоловелыми глазами. Вдруг он схватил ее за кофточку и привлек к себе.

— Защищаешь! — крикнул он. — А кто ты такая?!

— Не тронь! — крикнул, побледнев, муж Дарьи Исаевны, размахнулся и что есть силы нанес удар Аникину по лицу. Тот покачнулся и, падая, потянул за собой скатерть со всем, что на ней было.

— Милицию! Убивают! — закричал Аникин, пытаясь встать с пола.

Павел и Ирина Сергеевна помогли ему подняться, усадили на стул. Гости поспешно стали расходиться. Павел сидел на полу, свесив голову. Было обидно, что все так получилось. Из глаз потекли пьяные слезы.

Дом опустел, на полу валялись осколки посуды, разбрызганный холодец, куски селедки.

Аникин был так пьян, что идти не мог. Он остался ночевать у Горшковых, уснув прямо за столом. Павел растянулся во весь рост рядом на полу.

Так закончился день рождения Павла. И опять Ирина Сергеевна ничего не поняла. Попьянствовали, подрались? Опоили сына? Подумаешь, мелочь. Было и прошло.

Не прошло, осталось. Осталось в душе сына ощущение, что все так и должно быть: пьянство, брань, кулаки вместо слов.

Аникин после этого долго не являлся к Горшковым. Он плохо помнил все, что произошло на дне рождения у Павлика, чувствовал только, что вел себя там нехорошо. Особенно, однако, он не расстраивался. Не впервой.

А Павел по-прежнему жил своей жизнью. Он исчезал из дома на целые дни. Около кинотеатра, у которого он околачивался часами, приобрел новых друзей.

Тут его подметил Дима Ушаков, высокий, сутулый парень с волосами, неумело выкрашенными в каштановый цвет. Волосы в беспорядке падали на плечи, на лоб ниже бровей свисала челка. Ему приглянулся Павел, который давно уже толкался здесь. Держа руки в карманах, Ушаков подошел и слегка толкнул его плечом.

— Загораешь? — спросил он.

— Ты о чем? — спросил Павел.

Лохматый парень представился;

— Димка, а ты?

— Я — Павел Горшков.

— По карманам промышляешь? — допытывался лохматый.

— Нет, что ты!

— Брось, брось, пошли!

Павел машинально пошел за новым знакомым. Они очутились в переулке, где стояли три других парня. Они о чем-то переговаривались. Как будто говорили по-русски, но Павел почти ничего не понял.

Потом они опять принялись выспрашивать у Павла. И кажется, полученными сведениями остались довольны.

Дима тут же попросился к нему ночевать.

— Сегодня мои предки на мощной гулянке, — пояснил он, — домой можно не являться. А дел до утра много, и нужна надежная хата. Ты не вздумай лишнее болтать, понял? — Димка показал ему кулак. Павел заверил его, что будет молчать, и добавил, что милиция их домом никогда не интересовалась.

Димка подобрел. Он потребовал, чтобы Павел показал ему дом, где он живет, и предупредил, что ночью придет и постучит в окошко.

Матери Павел сказал в тот вечер, что у него есть новый друг, аккумуляторщик с автобазы, парень хороший. Сегодня будет провожать девушку, а потом придет к ним ночевать. Родителей своих он предупредил, и те разрешили ему ночевать у Павла.

Павел надеялся, что матери парень понравится: как никак почти ровесник — семнадцати лет, а Павлу уже пошел шестнадцатый. А что волосы длинноваты, так это пустяк — теперь мода такая.

Пустяк, мода. Ирина Сергеевна выслушала сбивчивые объяснения сына, и тем дело кончилось. И опять она ничего не узнала, не поняла, не попыталась даже узнать по-настоящему, что за друзья появились у Павла. Она принимала на веру все, что он говорил. Так был сделай еще один, роковой шаг на пути, который привел к трагедии.

Перед рассветом раздался стук. Павел вскочил, открыл дверь, и перед ним предстал Димка, правда, в ином облачении. На нем был новенький пиджачок, но явно с чужого плеча. Разговаривая шепотом и жестикулируя, Дима то и дело поднимал руку и отодвигал назад рукава, которые все время лезли ему на пальцы.

Павел сделал вид, что ничего не замечает. Он спросил Диму, хочет ли тот есть, и на утвердительный кивок подал ему банку молока и хлеба. Дима вытряхнул из кармана шоколадные конфеты и предложил:

— Угощайся.

Поев, они улеглись на кровать Павлика и быстро уснули.

На следующий день проснулись только в начале первого часа.

На столе лежала мамина записка: «В духовке тушеная картошка. Угости друга. На обед согреешь борщ».

— По-моему, надо греть и то и другое, — усмехнулся Димка. — Как раз время обеда.

Они пообедали, и Дима ушел, назначив Павлу встречу вечером у кинотеатра.

Дима и его друзья Павла в свои дела не посвящали.

— Умеешь держать язык за зубами? Вот и держи, а то зубы полетят. Этот трофей, — показывая чемоданчик, говорил Дима, — оставим у тебя. Матери ни звука. Сам не заглядывай, потом узришь. Усвоил?

Однажды Павел возвратился домой поздно. На нем было добротное демисезонное пальто из темно-серого драпа, на руке часы «Салют».

Мать не спала, ожидая сына. Увидев его, не сразу узнала.

— Павлуша, что это за пальто на тебе? А где твоя куртка?

Павел заявил, что пальто дал ему поносить Дима, и, вытянув руки, показал новенькие часы на металлическом браслете.