Советник юстиции

— Олифа была, а не горючее...

Анатолий Федотович отпустил Губареву, так и не уяснив для себя своего отношения к ней.

В кабинет следователя вошел, заметно прихрамывая, прокурор Терещенко.

— Что намерены делать дальше?

— Думаю для начала назначить документальную ревизию подотчета Губаревой, может, что прояснится. Ну и провести повторный, более тщательный осмотр сгоревших складов. Ведь всякое бывает, повторные осмотры иногда помогают.

Дав указание о производстве ревизии, Анатолий Федотович с группой рабочих леспромхоза направился к сгоревшим складам. Среди обломков полусгоревших досок, бревен, ящиков и других предметов он обнаружил два алюминиевых бидона, наполненных золой и пеплом. Но что это? Запах керосина или бензина из бидонов! Нужно взять и направить на экспертизу.

— Анатолий Федотович! — взволнованно произнес один из рабочих. — Кажется, зажигалка: вон там, в углу нашел. Лопатой копнул, слышу — звякнуло. Думал — камень. Вот смотрите, буквы на ней какие-то.

Следователь протер зажигалку, и все увидели на шлифованной ее поверхности выгравированные инициалы: Е. А. Т.

Месяц неустанной работы пролетел незаметно. Получено заключение химической экспертизы, проведена документальная ревизия. Идет очередной допрос Губаревой.

— Вам предъявляется акт химической экспертизы: в бидонах, изъятых со склада после пожара, был бензин, а во фляге — солярка. Как попало горючее на склад? Кто его привез? Ваше утверждение насчет олифы несостоятельно. Проверкой установлено, что олифа к вам не поступала.

Губарева низко опустила голову, тяжело вздохнула, кончики пальцев судорожно запрыгали у нее на коленях. Чувствовалось, что она ошеломлена таким сообщением следователя и тщательно обдумывает ответ.

Анатолий Федотович продолжал:

— Документальной ревизией установлено, что вами не оприходована фактура на 80 мешков сахара на сумму 3120 рублей. Стало быть, на день инвентаризации у вас была недостача, а ее не выявили. Каким путем вы ее скрыли?

Красные пятна выступают на лице Губаревой. Она еле заметно шевелит губами:

— Да, скрыла. Бухгалтер Снежко помогла. Выявили излишки, я их, деньги-то, домой забрала, расходовала. Фактуру не приложила к отчету. Думала, выкручусь. Недостача была бы больше, но при инвентаризации склада муж продавца Одинцовой перетащил из магазина ко мне 5 ящиков спирта на 587 рублей, да я оформила ей фактуру на неотпущенный товар на 1500 рублей. Вот и отчиталась.

— Ну, а с пожаром-то как? Кто поджигал?

— Никто. Сама я, — говорит Губарева и тут же поправляется: — Нет, не сама. Привез кто-то, а кто — не помню. Давно было.

— Ваш муж работает на машине?

— На машине. Но он ничего не знал. В отъезде был, — торопливо отвечает Губарева и пытается зачем-то встать.

— О чем, о поджоге не знал?

— Да. То есть, нет. О бензине.

Губарева втягивает голову в плечи. Потом начинает плакать. Через час она признается в поджоге складов и магазина: мол, недостача выявилась, испугалась и решилась...

— Расскажите, как это было?

Губарева несколько минут молчит, потом поясняет:

— Днем все приготовила в складе, расплескала бензин на пол и стены. Веревку в бидон окунула, конец в щель на улицу вывела. Ночью, как погас свет, в одной сорочке прибежала к складам, бросила спичку в щель — раздался взрыв, а потом пожар. Меня ажно отбросило взрывом от складов. Опомнившись, я прибежала домой, а вскорости старик-сторож пришел за мной и сказал о пожаре. Вот и все.

— Кто привез бензин, солярку?

— Сама я. Все сама. Ведрами носила с заправочной леспромхоза. А бензин, 4 ведра, взяла из машины, когда муж спал. Потом отнесла в склад.

— Ну, а солярки сколько было?

— Литров пятьдесят, полная фляга.

— Где находится заправочная?

— Километров шесть-семь от поселка.

Анатолий Федотович мысленно прикинул: пятьдесят ведер, шесть-семь километров носить на себе и чтоб никто не видел? Так не бывает. «Непременно есть соучастник», — подумал следователь.

Еще и еще раз перечитывая листы дела, допрашивая свидетелей, проводя очные ставки, сопоставляя и анализируя имеющиеся в деле доказательства, Николенко все более убеждался, что соучастником Губаревой вполне мог быть ее муж Никита — водитель машины леспромхоза.

Анатолия Федотовича настораживало поведение Губарева: растерянность при допросе, заученность показаний. Настораживало и то, что после ареста жены Губарев стал писать во все инстанции заявления, в которых навязчиво подчеркивал, что во время пожара дома не ночевал, а был в командировке в селе Путинцево. Заявления заканчивались так: «Я хотя и муж, но я противник таких преступных действий жены. Раз она сделала и созналась, то пусть и несет кару по нашим советским законам».

Николенко рассудил так. В ту ночь, когда случился пожар, Губарев действительно был в Путинцеве. Но горючее он мог привезти заранее. Кроме того, муж не мог не знать о недостаче и намерениях жены замести следы содеянного. Трижды допрошенный, Губарев вину свою в соучастии совершенного женой преступления отрицал. На каждый вызов реагировал бурно, угрожал написать «куда следует».