Советская эпоха. Исповедь отщепенца

Я дружил с А. Есениным-Вольпиным, уважая его как логика и игнорируя его политическую деятельность. Я приглашал его участвовать в моем семинаре и сумел напечатать его большую статью по логике в нашем сборнике в институте. Несколько раз присутствовал на выступлениях Б. Окуджавы и А. Галича, восторгаясь ими как бардами, но не считал их диссидентами. Я дружил с Э. Неизвестным, находившимся в перманентном конфликте с различными официальными лицами и учреждениями, но тоже не считал его диссидентом. В мастерской Неизвестного я несколько раз встречал В. Максимова, уже вставшего на путь конфликта с советским обществом. Прочитал сборник его повестей, который был опубликован. И он мне понравился. Я знал, что Максимов начал писать запретные книги. Но опять-таки я не относился к нему как к диссиденту. «Самиздат» и «тамиздат» я читал очень мало. Он попадал ко мне через друзей Ольги. Лишь после опубликования «Зияющих высот» я познакомился с Р. Медведевым, Р. Лерт, С. Каллистратовой, П. Егидесом, В. Ерофеевым, В. Войновичем, Г. Владимовым, А. Гинзбургом, Ю. Орловым и многими другими диссидентами и оппозиционными писателями. Я проявлял интерес ко всем этим людям как к участникам серьезного социального и культурного движения. Но все то, что они писали и говорили, меня глубоко не затрагивало и не волновало. Я в моем понимании советского общества, как я думал, ушел гораздо дальше их всех, а что касается моей личной социальной позиции, то я предпочитал быть одиночкой и не присоединяться ни к каким диссидентским группам, мероприятиям, движениям.

Брежневские карательные меры

Сейчас говорят о брежневских годах как о годах возрождения сталинских репрессий. Это историческая чушь. В брежневские годы многие люди подвергались репрессиям, многие испытывали всякого рода запреты и ограничения. Но сказать это – значит сказать нечто банальное и пустое. Нужно еще выяснить, почему и какие люди подвергались репрессиям. Брежневские репрессии были, в отличие от сталинских, оборонительными. В послесталинские годы в стране стал назревать протест против условий жизни, в особенности в среде образованной части населения. Начали сказываться последствия десталинизации и «тлетворное влияние Запада». Поведение довольно большого числа людей стало выходить за рамки дозволенного. Основная масса советского населения встретила враждебно эти бунтарские явления. И брежневское руководство, прибегая к карательным мерам, выражало эту реакцию общества на поведение нарушителей порядка. Власть не изобретала карательные меры по своей инициативе. Она сдерживала назревавший взрыв недовольства. Это было новым явлением в советской истории, а не возрождением репрессий сталинского типа. И число репрессированных было ничтожно. И репрессируемые были не те. Это были не политические противники сталинцев, не крестьяне, не остатки «недобитых контрреволюционеров». Это были люди, воспитанные уже в советских условиях и бунтовавшие в силу специфически социальных причин.

Двойственность положения