О. Николай стал священником по обету, но призвания к священническому служению не чувствовал и, видимо, тяготился им. И при встрече со старцем Нектарием спросил его, всю ли жизнь теперь он должен оставаться священником. И старец ответил ему:
— Что вы, милый человек, что вы, батюшка, вам никак всю жизнь не выдержать. Знамение вам будет вполне мирское. Прямо из-под вас место службы уберут. Я свое служение тоже оставлю в те же сроки. Так что потерпите и смиритесь.
Вскоре это предсказание старца Нектария сбылось. В 1925 г. (по другой версии - в 1927) церковь в Косыни закрывают, и чуть ли не в тот же день умирает старец Нектарий. Какое-то время о. Николай служил в Клину Московской области, жил при этом в доме П. И. Чайковского с любезного разрешения его брата М. И. Чайковского и играл на его рояле. Одновременно мать о. Николая хлопочет, чтобы он получил место в Гатчине. Там был священник о. Иоанн Смолин, который как-то очень долго умирал и знал, что он умирает. После него остался (опубликован) предсмертный дневник, относящийся к осени 1926 г. Запись в этом дневнике от 18/IX гласит: “Слава Тебе Господи! Все делается к лучшему. Вот уже меня сегодня просили и о кандидате на мое священническое место. Мать священника явилась ко мне, правда она явилась как бы с покаянием, что допустила углубиться в себе мысли устроить сына на мое место, и не дожидает конца, обратившись ко мне самому. Я очень рад этому; как видно из объяснения: кандидат весьма желательный, еще молодой — 35 лет, принявший священство идейно, после революции, сам образования светскаго и был в консерватории, обладает хорошим даром слова; звать его о. Николай Александрович Бруни, внук того художника Бруни, который написал образ “Моление о чаше”. В данное время он служит в городе Клин Московской губернии, в церкви Успения Божией Матери. Его отлично знает преосв. Григорий <по-видимому, еп. Григорий Шлиссельбургский, викарий Ленинградской епархии>. При развитии обновленчества он был в городе Козельске Калужской губернии. И один устоял в Православии и доселе остается твердым и непоколебимым православным и горячо ревностным пастырем. Дай Бог такого заместителя, он мог бы развить дело моего маленькаго кружка как музыкальный человек, да и для большого кружка мог бы быть руководителем”.
Но тут настал 1927 г., декларация митрополита Сергия, и о. Николай не соглашается с ней и становится “непоминовенцем”.
В середине 1928 года за движение бессребренности настоятель клинской церкви о. Николай был вызван в московскую патриархию. На следующий день он простился с прихожанами и сложил с себя сан. Это случилось в следующее после Троицы воскресенье 1928 года. Семья Николая Александровича некоторое время оставалась в Клину, а он уехал в Москву искать работу.
Поначалу он и его семья чрезвычайно бедствовали материально, о. Николай не брезговал никакой работой: чистил дачные сортиры, клал печки, делал для художников какие-то необычные мольберты, раскрашивал деревянные игрушки. Но в конце 1928 г. он случайно встретился со своим бывшим товарищем по лётной школе, который пригласил его работать переводчиком в Научно-Испытательном Институте военно-воздушных сил. Со школьных лет о. Николай владел четырьмя европейскими языками. Да ещё имел собственный опыт лётчика, так что техническую литературу по конструированию самолётов мог переводить легко и качественно. Через год он переводится в ЦАГИ, потом через полгода - в Институт гражданской авиации, где ещё через два года работы переводчиком начинает генерировать уже собственные идеи по конструированию самолётов, участвует в конструкторских разработках, предложил кинематическую схему автомата перекоса несущего винта вертолёта, которая до сих пор используется во всём мире. С 1932 года он - старший инженер самолётной лаборатории МАИ. О. Николаю с семьёй дают две комнаты в бараке неподалёку от МАИ.
К 1933 году Николай Александрович, проявив незаурядные конструкторские способности в авиастроении, стал профессором МАИ. В 1934 году в качестве консультанта в Москву по приглашению МАИ приехал знаменитый французский летчик Жан Пуатисс. Бруни сопровождал его в качестве гида и переводчика.
В 1932 - 1934 гг. о. Николай пишет роман “Мёртвая кожа”. По-видимому, к 1934 г. он его закончил, но роман этот не сохранился и содержание его неизвестно.
1 декабря 1934 года, услышав об убийстве Кирова, инженер Бруни высказал пророческую фразу: “Теперь свой страх они зальют нашей кровью”. 8 декабря 1934 года он был арестован по ложному доносу. Поводом к аресту послужили контакты с Ж. Пуатиссом. Бруни был обвинён в шпионаже в пользу Франции.
0x01 graphic
Николай Александрович Бруни (начало 30-х годов)
23 марта 1935 года Бруни был осуждён на 5 лет исправительно-трудовых лагерей и отправлен в Ухтпечлаг в посёлок Чибью Коми республики на р. Ухта.