О л ь с е н
Г е н р и х. Да, я улавливаю, это помешало бы осуществиться воле Божьей.
О л ь с е н. У нас принято называть то, о чем вы говорите, естественным течением истории. Добавлю, что у меня есть и достаточно веская личная причина воздерживаться от всякого вмешательства в ваши дела. Согласно семейному преданию, одним из моих предков по материнской линии является не кто иной, как ваш министр финансов герцог Сюлли...
Г е н р и х. Вы потомок моего Рони?
О л ь с е н. Похоже, что да. Так вот, перемены в вашей судьбе могли бы самым неожиданным образом повлиять на судьбу вашего фаворита и его близких. Вообразите, как это отразилось бы на потомках герцога Сюлли в тридцатом или сороковом колене! Вполне вероятно, что я вообще не появился бы на, свет.
Г е н р и х. Это было бы весьма прискорбно и для меня, сударь. Поскольку не смогла бы состояться наша интересная беседа.
О л ь с е н. Благодарю вас, ваше величество...
О л ь с е н. Благодарю вас, ваше величество...
О л ь с е н. Благодарю вас, ваше величество...
— Испорченная пластинка,— сказал Лефер, выражая вслух то, что пришло в голову каждому. Действительно, эффект был тот же самый, только странно было видеть его на экране. Повторяя свою фразу, Ольсен всякий раз подавался вперед и вежливо наклонял голову, а король Генрих делал ответный жест рукой, и оба они смахивали на трясущихся китайских истуканчиков. Ольсен уже поднялся с места и направился к панели, когда появились очередные кадры необыкновенной хроники.
Г е н р и х. И все же осталась одна неясность. Вы начали с того, что хотели предупредить меня о злодейском намерении Равальяка. А в противоречие с этим утверждаете...
О л ь с е н
Г е н р и х. Но вы только что нарушили запрет.
О л ь с е н. Хуже, меня отстранят от путешествий во Времени.
Г е н р и х. Очень просто; Вы здесь не первый.
О л ь с е н. Вы хотите сказать...
Г е н р и х. Вот именно. Неделю назад ко мне заявился некий господин, предупредивший об очередном заговоре иезуитов.
Среди зрителей произошло сильнейшее движение.
О л ь с е н. Тридцатого?
Г е н р и х. Да, насколько я разбираюсь в арифметике, он на пять веков моложе вас.
О л ь с е н. И куда же девался наш с вами потомок?
Г е н р и х. Испарился, как Асмодей.
О л ь с е н. Он не снабдил вас никакой другой информацией?
Г е н р и х. Не понял.
О л ь с е н. Я хотел узнать, не рассказывал ли ваш спаситель о своем времени?.
Г е н р и х. Нет, он не пожелал задерживаться. А жаль, мне бы хотелось кое о чем его порасспросить.
О л ь с е н. Вас, видимо, интересует, как устроено наше общество?
Г е н р и х. Отчасти и это. Признаюсь, однако, в первую очередь меня одолевает любопытство, что у вас думают о моем царствовании.
О л ь с е н
Г е н р и х
О л ь с е н. Если в двух словах, то вас рассматривают как решающее звено в утверждении французского абсолютизма.'
Г е н р и х
О л ь с е н. Простите, это словечко из жаргона наших историков. Иначе говоря, считается, что при вас завершилось становление централизованного государства в форме абсолютной монархии.
Г е н р и х. Только и всего? А что говорят о моих... э... похождениях?
О л ь с е н. Историки, склонные морализировать, осуждают вас, а литераторы зовут веселым королем. Есть даже популярная песенка: