В пролетарской среде до революции не существовало публичных танцевальных вечеров. Молодежь довольствовалась деревенским обычаем плясок на улице в праздничные дни. Появление после 1917 года множества комсомольских клубов способствовало перенесению этого развлечения с улиц фабричных окраин в закрытые помещения. Незначительное, казалось бы, изменение повлекло за собой возникновение норм, регулирующих танцы, по образцу городской культуры. Не случайно в молодежном лексиконе начала 1920-х годов появилось слово «балешник», простонародное производное от слова «бал». На «балешнике» уже необходимо было устанавливать определенные нормы поведения. Буржуазно-городские традиции регулирования музыкально-развлекательного досуга явно не отвечали задачам формирования нового человека. II Всероссийская конференция комсомола в мае 1922 года назвала танцы одним из каналов проникновения в молодежную среду мелкобуржуазного влияния817
. Это нормализующее суждение породило в местных комсомольских организациях дискуссию на тему: «Может ли танцевать комсомолец?» Главным в ходе дебатов был вопрос: «Что можно танцевать?» Идеологический запрет распространялся в первой половине 1920-х годов на танго и тустеп, которые маркировались как аномалии. В одном из совместных документов Главлита и Главреперткома, принятых в июле 1924 года, указывалось: «Будучи порождением западноевропейского ресторана, танцы эти направлены на самые низменные инстинкты. В своей якобы скупости и однообразии движений, они, по существу, представляют из себя “салонную” имитацию полового акта и всякого рода физиологических извращений… В трудовой атмосфере советской России… танец должен быть бодрым и радостным»818. Литературный нарратив эпохи нэпа также зафиксировал отрицательное отношение власти в первую очередь к западным танцам и распространение этого суждения в бытовой сфере. В «Дневнике Кости Рябцева» Н. Огнёва есть сцена, ярко иллюстрирующая ситуацию:«13 января.
Сегодня после занятий одна из девчат уселась за рояль и принялась наяривать танцы. А девчата, и большие и маленькие, словно сговорились между собой – и пошли вывертывать ногами.
Я очень хорошо знаю, что танцы запрещены, поэтому подготовил кое-кого из ребят, и мы стали подставлять девчатам ноги. Тут, конечно, раздались писк и визг, сбежались шкрабы, и началось летучее общее собрание. Я такие летучки гораздо больше люблю, потому что на официальном собрании – скучища с протоколом, а на летучке – крик и все воодушевляются, и всегда по какому-нибудь боевому вопросу.
Зин-Пална прежде всего спросила, почему ребята против танцев.
– Потому, что это идеологическая невыдержанность, – отвечает Сережка Блинов. – В танцах нет ничего научного и разумного и содержится только половое трение друг об друга.
Тут вскочила Елникитка и говорит:
– А по-моему, мальчики потому против танцев, что сами танцевать не умеют. В футболе тоже нет ничего разумного и научного, а одна грубость, однако мальчики в футбол играют.
Тут все ребята закричали, что футбол – это физкультура.
– Тогда и танцы – физкультура, – говорит Черная Зоя.
– Ну, с этим я тоже не согласна, – сказала Зинаидища. – Мне кажется, что физкультурой танцы уж никак назвать нельзя. Но, во всяком случае, танцы – захватывающее развлечение, и если их отменять, то необходимо заменить чем-нибудь другим. Вопрос только – чем. Я бы посоветовала применить организованные игры в здании»819
.