Советская повседневность: нормы и аномалии от военного коммунизма к большому стилю

Переход к свободной продаже спиртных напитков продемонстрировал несостоятельность представлений большевиков об абсолютной трезвости как норме, существовавшей в ментальности трудящихся. Конечно, официальная статистика зафиксировала рост потребления водки. Основная масса горожан не смогла противиться искусу спиртного, которое теперь можно было приобрести в магазинах. По данным ЦСУ СССР, по сравнению с 1922 годом расходы рабочей семьи на спиртные напитки выросли в 1927 году почти в 18 раз873. В РСФСР в 1924–1925 годах в расчете на душу населения потреблялось 0,48 л алкоголя, в 1925–1926 – 1,85 л, в 1926–1927 – 3,2 л, в 1927–1928 – 4,06 л, а в 1928–1929 – уже 4,18 л. Это почти в шесть раз превышало показатели среднедушевого потребления на территории России в 1913 году874.

В пьянство втягивалось новое поколение горожан. По материалам обследования 1927 года, в крупных городах европейской части РСФСР расходы на пиво и вино только у молодых рабочих составляли уже 16–17 % заработка и в полтора раза превышали затраты на книги875. В Ленинграде на вопрос о систематическом потреблении алкоголя в 1929 году положительно ответило 58 % молодых мужчин и 23 % женщин, а в Москве – 49,9 % и 21,2 % соответственно876. Ситуация в провинциальных городах была тоже напряженной. По данным опроса, проведенного в городе Шуя в 1926 году, все молодые рабочие выпивали по будням и праздникам, а 44,7 %, по их собственному выражению, при возможности «накушивались до потери сознания»877.

В Иваново-Вознесенске в 1929 году 20 % несовершеннолетних рабочих пили водку, в среде комсомольцев эти показатели достигали 46%878. Медики Москвы обнаружили совсем удручающую закономерность – с ростом заработной платы у рабочих в первую очередь увеличивалось и потребление спиртного879.

Для большинства рабочих основным местом проведения досуга, скрашиваемого приемом алкоголя, с середины 1920-х годов вновь стала пивная, где было разрешено торговать и водкой. В Ленинграде, например, в 1926 году действовало около 360 таких заведений. Какое-то время в прессе, особенно в многотиражных фабрично-заводских газетах, появлялись статьи, пытавшиеся облагородить дух советских пивных. Рабкоры и профессиональные журналисты с умилением писали, что за кружкой пива, часто сдобренного водкой, рабочие обсуждали положение братьев по классу в Англии, Китае, дискутировали о существовании бога и т.д. Это рассматривалось как своеобразное доказательство высокого уровня политической сознательности пролетариев. Любопытно отметить, что эти идеи оказали влияние на некоторых западных исследователей. В 1970-е годы в американской историографии можно было встретить рассуждения о том, что русская пивная, как аналогичные заведения в Германии, была местом политического образования рабочих880. Недолгая эпоха восхваления питейных заведений фабричных окраин объяснялась необходимостью противопоставить их частным ресторанам, которые посещали в основном представители новой буржуазии, служащие, интеллигенция. Пьяный разгул, царивший там, описывался в советской прессе с явным сарказмом. Посещение ресторанов во второй половине 1920-х годов было удовольствием весьма дорогим. Недешево стоили и хорошие вина, продававшиеся в специализированных магазинах. Более доступные по цене пиво и рыковка, а затем и советская монополька употреблялись именно в рабочей среде. Знаковым в этом контексте является документ, свидетельствующий об обстановке в Ленинграде в 1927 году. Заведующий Ленинградским областным здравотделом констатировал: «23-24 год налицо ПИВНОЙ АЛКОГОЛИЗМ, в настоящее время, главным образом, ВОДОЧНЫЙ АЛКОГОЛИЗМ»881.

Причины роста пьянства после отмены «сухого закона» чаще носили бытовой характер. Однако более явным, чем в начале 1920-х годов, стал поиск забвения в алкоголе. Свидетельством этого явилось пьянство рабочих – членов ВКП(б), особенно выдвиженцев, отмеченное контрольной комиссией ЦК ВКП(б) уже в 1924 году. После обследования фабрично-заводских партийных ячеек в ряде городов РСФСР выяснилось, что среди выдвиженцев из пролетарских рядов «пьянство в два раза сильнее, чем среди рабочих от станка»882. Рост алкоголизма в среде коммунистов был зафиксирован в период борьбы с троцкизмом и новой оппозицией. В секретной сводке Ленинградского губкома ВЛКСМ «Итоги проведения кампании по разъяснению решений XIV съезда партии» отмечалось, например, «развивающееся пьянство среди снятых с работы оппозиционеров»883. Отчасти в этой информации можно усмотреть желание идеологических структур отождествить человека пьющего с идейно неполноценным. Но подмеченные факты пьянства людей, потерявших работу и утративших былой социальный статус из-за своей приверженности к идеям «новой оппозиции» или троцкизма, во многом также свидетельствовали о нарастающем чувстве социальной нестабильности, желании уйти от необходимости решения проблем, найти забвение в алкоголе.

«Его не вылечит, наверно, диспансер»