Советская правда

Когда мы стояли толпой в комнате, где жена Джона Шекспира, Мэри, родила ему третьего ребенка и первого сына, Вильяма, одна из наших спутниц-иностранок спросила у меня, издают ли в Советском Союзе Шекспира, ставят ли на сцене его комедии и трагедии. К разговору с интересом прислушивались девушки-американки. Они впервые видели советских людей, они насмотрелись в кино, начитались о нас бог знает чего, не получая ни слова правды о нашей действительности. Каждое слово наше было для них откровением. Я рассказывал о советских переводчиках Шекспира, о миллионных тиражах его произведений, о собраниях сочинений, о том, что ни один порядочный театр у нас не обходится без того, чтобы время от времени не проверить свои силы на Шекспире, рассказать о его огромной зрительской и читательской популярности в советском народе.

Вокруг стояли еще какие-то люди; иные из них как-то странно, с усмешечками не то недоверия, не то иронии, послушав-послушав, уходили. Я поинтересовался, кто это и чему они так усмехаются. Один из англичан сказал, что это англичане. Усмехаются они по разным причинам. Некоторые потому, что им смешно даже от одной мысли, будто бы чтение Шекспира может кому-либо доставить удовольствие, и если у русских это так, то, значит, сущую правду сообщают о них газеты и радио: здорово русские отстали от мировой культуры, если им по душе такое старье.

– У нас, – сказал этот англичанин, – далеко не все являются почитателями Шекспира. Шекспир труден среднему англичанину, он для такого устарел. И не только язык труден. Это бы еще ничего. Между английским языком времен Шекспира и современным нет такой большой разницы, как между нынешним русским и тем, на котором было писано «Слово о полку Игореве». Но тем не менее разница все же есть. Язык Шекспира для нас стар. Многие выражения того времени сегодня непонятны. Но не это главное, не язык. Мир чувств иной.

Да, вот это-то вторая и главная причина, почему усмехались некоторые, слыша о любви к Шекспиру в Советской стране. Иной мир чувств. Обывателю Шекспир не нужен, а что там говорить, обыватель в Англии достаточно силен, как во всякой стране, правители которой столетиями строили ее благополучие на ограблении, на эксплуатации других стран, других народов. Обыватель хочет жить спокойно, без волнений, без особых раздумий. Он отрицает все беспокоящее, для него непривычное, куда-то зовущее, заставляющее пересматривать устоявшееся и застоявшееся. Обыватель если и помянет Шекспира, то в связи с давней, двухсотлетней сплетней – он или не он автор своих сочинений.

Современники Шекспира не оставили ни одной письменной строки, не передали ни одного изустного предания о том, что не Вильям Шекспир, а кто-то другой писал шекспировские пьесы. И сто пятьдесят лет после его смерти никто в его авторстве не сомневался. Но вот в конце XVIII века нашелся «исследователь», который сенсационно объявил: нет, это не лондонский актер Вильям Шекспир писал бессмертные трагедии и комедии о своем обществе, прикрываясь сюжетами из истории, а великий философ Фрэнсис Бэкон; не мог-де какой-то актеришка подняться до таких высот общественной и философской мысли.

Через несколько десятков лет авторством Шекспира занялся один американец, за ним – американка, опубликовавшая солидную по объему и небезынтересную по содержанию книжицу «Разоблачение философии пьес Шекспира». И пошло, и пошло… В прошлом году в Англии появились на свет божий две очередные книжки о Шекспире. И в одной из них опять-таки поднимается застарелый вопрос об авторстве Шекспира.

Главный аргумент для этих сомнений: не осталось рукописей, подлинников. Но тогда можно легко поставить под сомнение авторство слишком многих великих творений культуры прошлого. Очень немногие из них сохранились в подлинниках. Если бы при жизни Шекспира окружающие знали о том, что он великий, они бы постарались сберечь каждый его черновичок, каждую заметочку; к нему бы на дом явились представители какого-нибудь литературного музея или филиала чего-нибудь, забрали бы под расписку пачки черновиков «Ромео и Джульетты», «Отелло», «Гамлета»; в музее это все было бы пронумеровано, проштемпелевано, положено на должную полку. Хорошо, когда сейчас все знают, кто великий, кто не великий, у кого забирать рукописи в музей, у кого нет. При сомнениях достаточно полистать «Литературную энциклопедию» или позвонить в Союз писателей. А тогда? Кустарщина была в ту пору в делах распределения лавров.

Кстати, о спорах по поводу авторства Шекспира два дня спустя заговорила в Бирмингеме одна молодая англичанка, мисс Б.-М. Ханкок. Это было в городской публичной библиотеке, в отделе, где собраны книги Шекспира, которыми ведает мисс Ханкок.

– Да, да, – говорила она, – большое несчастье, что не осталось рукописей. Из-за этого хотят даже вскрыть могилу, несмотря на предупреждающую от таких глупостей надпись на ней. Полагают, видите ли, что, может быть, рукописи спрятаны в гробу Шекспира. Но неужели кому-то мало этого?..