Память моя,Посмотри не глазами ребят,Память моя, отчетливей будь и огромней.Вот говорит солдат,Слушает тоже солдат.— Товарищ, но что я запомню?Ночи слепые,Четкий, холодный расстрелНа рассвете,Погрузку пшеницы в вагоны.(Молнии в небе — сверканье невиданных стрел,С запада — туч эшелоны,По крыше стучит однообразно вода,Только и слышишь, что капли бегут да бегут…)Вот говорит солдат,Слушает тоже солдат.— Товарищ, и я не могу!Наши штыки заржавели — хоть чисть, хоть не чисть —От крови горячей.И сердце, ты слышишь, устало.Я не могу!Товарищ, ведь я металлист,Я не убийца,Я знаю повадку металла.Может быть, завтра семью расстреляют мою…Я не могу, мой товарищ,Ты слышишь, ты слышишь — довольно!Зачем мы, как тучи, проходим в солнечном этом краю?..(В казарме — казенная полночь.Солдаты заснули — сто десять головОднообразных —Стриженых, бритых, квадратных.)Слышишь —Сгущается шепот.Уже не услышишь слов.Медленно слушает ратник.Солдаты спокойно лежат — к голове голова.Шепчут они.Генерал не услышит слова.
4
И вот в приднепровский город приходят красноармейцы —Наши простые ребята в порванных сапогах.И нам показалось:Солнцу скажешь: «Засмейся!» —И ляжет улыбка на сыпучих песках.Красноармейцы ушли.С ними пошел мой брат.Товарищи провожали, мама желала счастья.Красноармеец Копштейн не возвратился назад.(Что ж, я недаром служил на Дальнем Востоке в мехчасти.)Яков, мой брат, ты в Варшавском уезде зарыт,В польской земле, в неоплаканной братской могиле.Яков, мой брат,Твое тихое имя звенитВ сердце моем, в поступи нашей и силе.Ты лежал не в гробу,Ты без гроба лежал на земле,На зеленой земле ты лежал и смотрел на сумятицу облак.Вот я вырос, и детство мое видится в пасмурной мгле,Но забыть не могу этот дальний негаснущий облик.Я присягаю тебе, Яков, убитый мой брат,Сердцем моим и стихом, пулеметом моим и мотором,Что никогда не пройдет немецкий солдат,Что никогда не пройдет японский солдатНад нашей рекой,По нашим горячим просторам!