Шпионы попадались очень редко (тем более далеко от Москвы), терроризма еще практически не существовало. Гигантский механизм прокручивался впустую, но создавал у Андропова ощущение полного контроля над страной. Получаемой информацией он делился с генеральным секретарем и частично с другими членами политбюро.
Часов в одиннадцать утра председатель КГБ знакомился с предназначенными для членов политбюро особыми, сверхсекретными материалами разведки и контрразведки, после чего лично подписывал их. Вечером он подписывал вторую порцию спецсообщений для политбюро. Их доставляли в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже помощники членов политбюро.
Бумаги председатель КГБ рассылал по разной разметке: общую информацию всем членам политбюро для расширения кругозора, более узкую тем, кто курировал направление, о котором шла речь. Когда информация касалась внешней политики — обязательно Суслову и Громыко. Все, что относилось к социалистическим странам, своему преемнику на Старой площади — Константину Викторовичу Русакову, секретарю ЦК.
За разметкой спецсообщений следила аналитическая служба 1-го Главного управления. Аналитики разведки предлагали, кому и какую информацию послать, учитывали, кому она раньше посылалась, чтобы не получилось так, что члена политбюро оповестили о начале каких-то событий, а уведомить об окончании забыли. Председатель КГБ вносил коррективы, иногда говорил: давайте расширим круг получателей информации или, наоборот, сузим…
Мой отец совсем молодым человеком работал помощником кандидата в члены политбюро, секретаря ЦК и первого секретаря МГК КПСС Петра Ниловича Демичева. Он рассказывал:
«Фельдъегерь принес срочные документы к Секретариату ЦК, в том числе конверт с грифом “Особая папка”. Не понимая, что это значит, я разрезал все пакеты, как всегда, подчеркнул главное и отнес всю пачку первому.
Через пять минут он меня вызвал:
— Вы прочитали материал “Особой папки”?
— Да, конечно.
— Понимаете ли вы, что это государственная тайна?
Тоже мне тайна: в одном из западных посольств КГБ установил подслушивающее устройство, и оно успешно функционировало.
— Конечно, понимаю, Петр Нилович, я знаю много тайн…
— Это верно…»
Ощущение власти, собственной значимости, высокого положения в стране наложило отпечаток на личность, манеры и даже выражение лица Андропова.
«Лицо волевое, холодное, губы тонкие, опущенные по краям, — таким запомнил его известный дипломат Олег Алексеевич Гриневский. — Но главное — это прозрачно-голубого, ледяного цвета глаза, которые придавали острую пронзительность его взгляду.
В разговоре с подчиненными держался спокойно, холодно. Мог улыбаться, беседуя с иностранцами. Но взгляд его всегда оставался проницательно-изучающим. Даже когда Андропов смеялся. Такие ледяные глаза я видел еще только у одного человека — президента Ирака Саддама Хусейна».
Ходят разговоры о том, что у Андропова были собственная разведка и личная агентура, с которой он встречался на конспиративных квартирах. И будто бы эта глубоко законспирированная структура и расчищала Андропову дорогу к власти. Сведений о личной разведке Андропова не обнаружено. Но он действительно с некоторыми людьми предпочитал встречаться на конспиративных квартирах Комитета госбезопасности в центре Москвы.
Наверное, ему надоедал скучно и казенно обставленный служебный кабинет. Понимал, что кому-то из его собеседников будет не по себе в здании на Лубянке. На конспиративной квартире ничто не мешало разговору, который приобретал более свободный и неофициальный характер. К тому же ему не всегда хотелось, чтобы подчиненные фиксировали, с кем он встречается. А он приглашал пообедать людей, находившихся вне привычного круга общения, — из среды научной и творческой интеллигенции. Таким путем Юрий Владимирович пытался расширить свои представления о настроениях в обществе, формировавшиеся исключительно служебными сводками.
А может быть, чем черт не шутит, Юрий Владимирович и в самом деле хотел ощутить себя настоящим разведчиком, который проводит вербовочные беседы и получает интересующую его информацию… Во всяком случае, шутки у него стали специфическими.
Однажды он позвонил дипломату Олегу Трояновскому:
— Олег Александрович, что же вы исчезли? Приезжайте к нам, посадим вас (председатель КГБ сделал многозначительную паузу), напоим чаем.
Запугав всех, Андропов и сам боялся собственного аппарата.
Не позволял себе ничего, что могло бы повредить его репутации, что не понравилось бы Леониду Ильичу.
Когда Михаила Сергеевича Горбачева сделали членом политбюро и он обосновался на даче рядом с Андроповым, то осмелился позвонить ему в воскресенье:
— Сегодня у нас ставропольский стол. И, как в старое доброе время, приглашаю вас с Татьяной Филипповной на обед.
— Да, хорошее было время, — согласился Андропов. — Но сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения.
— Почему? — искренне удивился Горбачев.