Советские спецслужбы и Красная армия

Затем А. Г. Васильев попался на глаза «какому-то старику с большой окладистой бородой». Старик не нашел ничего лучше, чем прочесть пьяному коммунисту нотации. Васильев пришел в возмущение и схватил старика за бороду — поднялся шум, кто-то заподозрил большевика в торговле спиртным и обратился в Московскую чрезвычайную комиссию (МЧК). А. Г. Васильев понял, что просто так ему не отделаться, и обратился за помощью к С. И. Аралову. Тот по старой памяти попросил сопровождавших задержанного товарища, среди которых уже был агент МЧК, выйти из комнаты и в присутствии председателя партячейки общежития разузнал, в чем дело. Предоставим слово самому Аралову, который оставил свои показания в Конфликтном подотделе ЦК РКП(б): «Не зная, что среди присутствовавших был комиссар МЧК, и, желая, если это нужно будет, чтобы он на другой день, проспавшись, сам явился в МЧК, я уговорил его пойти спать в одном из свободных номеров в доме. Получив согласие, я пошел его проводить спать, но он, выйдя из комнаты в ячейке, снова ушел от меня, кажется, в 4-й этаж. Я вернулся в ячейку и, что было с ним дальше, я не знаю. Только на другой или на третий день я узнал, что он был арестован в ту ночь»[1040]. Васильев доигрался до ареста сотрудником МЧК. Поскольку старого большевика доставили в Московскую ЧК по подозрению в торговле спиртом, его делом занялся «профильный» подотдел Спекулятивного отдела МЧК[1041].

Показания свои, снятые в день задержания, А. Г. Васильев подписать отказался, и после допроса был направлен в Комендатуру МЧК, «где вел себя крайне буйно, добиваясь освобождения»[1042]. Опрошенный на следующий день Васильев свою вину признал[1043], однако апеллировал к Центральному комитету РКП(б). В своем заявлении он указал, что в начале конфликта не был пьян, а только «навеселе» и предлагал задержавшим партийцам его отпустить под честное слово — «явиться в любое время куда… будет указано». Некоторые склонялись к тому, чтобы требование А. Г. Васильева удовлетворить, но другие настояли на его отклонении, искренне считая большевика одним из «спиртоносов, проживающих у них в доме». Это обстоятельство, по мнению Васильева, и привело к отправке его в МЧК[1044]. В МЧК, нажаловался большевик в ЦК партии, он «выдержал… нравственную пытку» (некое подобие расплаты за преследование Г. И. Теодори и других военных специалистов Регистрационного управления Полевого штаба РВСР в конце 1918 г.): «Вследствие встреченного грубого отношения нервное состояние у меня увеличилось, т. к. ни одна моя просьба не была исполнена. Я просил не доводить дело до формального ареста со всеми последствиями, как-то: раздевание, личный обыск и т. д. и не сажать меня в общую камеру с преступниками и, кроме того, просил позвонить по телефону тт. [Ф.Э.] Дзержинскому, [Н.Н.] Крестинскому или [Ю.Х.] Лутовинову, а в крайнем случае — хотя бы дежурному члену Московского Исполкома… Не предрешая вашего решения, [я] прошу обратить внимание, что я уже наказан тем, что: 1) оскорблен арестом и пребыванием в МЧК; 2) не попал к ликвидации Врангеля на фронт, т. к. благодаря пребыванию под арестом захворал воспалением легких и в самый разгар операций на Южном фронте валялся в постели. Мое партийное прошлое хорошо известно прежним секретарям ЦК (имеются в виду Е. Д. Стасова, Я. М. Свердлов, а также Н. Н. Крестинский. — С. В.), а также многочисленным т[овари]щам, с которыми приходилось работать. Известен по партии как „Васильев из «Окопной правды»“. К настоящему времени в Красной армии прошел все командные и штабные должности, включительно до н[ачальни]ка штаба армии, и окончил два курса Красной Академии Генштаба»[1045].

В конце концов А. Г. Васильеву удалось убедить московских чекистов: если и имело место «нарушение партийной этики», то нарушение это подлежало «исключительно разбору в партийном суде и здесь (в МЧК. — С. В.) предварительный арест совершенно не уместен»[1046]. Старый большевик был освобожден 1 ноября[1047], то есть через два дня после ночного дебоша.

8 декабря свидетели по делу — члены «Горрайона Московской организации» РКП(б), то есть Городского райкома г. Москвы, В. Ю. Рославлев и И. Горович — целиком подтвердили свое первое заявление по делу Васильева и требовали исключения его из партийных рядов, «невзирая на его давний и похвальный стаж»[1048].

Уполномоченный подотдела Спекулятивного отдела МЧК Керцелли и член Юридического бюро МЧК [Н. И. Старов] 3 ноября 1920 г. передали заключение по делу и имевшиеся материалы в Конфликтный подотдел ЦК РКП(б)[1049].