Советский детектив. Том 7. Один год

— Во-первых, женилась на тебе я, — сказала Катя. — Во-вторых, убивают не меня, а Марию Стюарт. В-третьих, нельзя быть таким слабонервным. В-четвертых… а почему ты в бурках явился? — вдруг спросила она. — Переодеться даже не успел?

Сама того не подозревая, она помогла ему ничего не ответить на ее вопрос. Он все молчал, улыбаясь.

— Ну? — спросила она и, по своей новой манере взяв его руку, прижалась к его ладошке горячей щекой.

— Что «ну»? — спросил он, кладя другую руку на ее плечо.

— Сиволапый мужик Лапшин, — сказала она, — не хватайте королев!

Ее подведенные глаза были совсем близко от его глаз, и тихим голосом она спросила:

— Что же твой Жмакин?

— В порядке, — усмехнулся Лапшин. — Чирикает.

— А Клавдия его?

— Не знаю, не видел. Да, он же тебе апельсин прислал…

В это время в дверь постучали. Угадывая, кто это, Иван Михайлович поднялся и на пороге поздоровался с Альтусом.

— Здорово я догадался, — улыбаясь, сказал Алексей Владимирович. — Если актрисы Балашовой на сцене нет, значит, сыщик Лапшин спектакль не смотрит…

На Альтусе был коричневый реглан и такие же бурки, как на Лапшине. И холод от него шел, словно он много часов пробыл на морозе.

— Вы — куда? — глядя то на Альтуса, то на Лапшина, быстро спросила Катя. — Вы почему оба в бурках?

— Вы бы к нам как-нибудь зашли, Катерина Васильевна, — не отвечая ей, спокойно сказал Альтус. — Туся все про вас спрашивает…

Катя молчала.

— Поехали?

— Но куда? — спросила она.

— Когда Лапшин женился на вас, — вежливо и холодно улыбаясь, сказал Альтус, — он знал, что на сцене вас будут обнимать, и целовать, и любить чужие мужчины. И когда вы шли за него замуж, вы знали, что иногда он будет внезапно уезжать в неизвестном направлении. Верно?

— Я… еще не привыкла, — зло глядя на Альтуса, ответила Катерина Васильевна. — И не привыкну, наверное.

— К этому трудно привыкнуть, — все так же холодно произнес Алексей Владимирович. — Вот моя Антонина Никодимовна тоже никак не привыкнет. Но из этого ничего не следует…

В дверях Лапшин обернулся. Мария Стюарт стояла посредине маленькой комнатки — худенькая, высокая, в своем странном воротничке — и смотрела на него глазами Кати Балашовой.

— Градусов за тридцать жмет, — сказал Альтус, закуривая в машине.

Иван Михайлович молчал. На передних откидных сиденьях дремали еще двое незнакомых чекистов. На Поклонной горе лунный свет ударил в слюдяные окошечки, режущий, морозный ветер засвистел громче.

— Ты шестипаловскую дачу знаешь? — негромко спросил Альтус.

— Это где часовня обвалилась?

— Ну да, шереметьевского, по слухам, камердинера.

— Знаю.

Альтус, чтобы удобнее было говорить, отвернул воротник реглана и наклонился к Лапшину.

— Десант кинули, — сказал он сердито. — Впрочем, может быть, и на пользу человечеству. Их, шпану эту, нужно прибрать тихонечко, семейным, так сказать, способом, без привлечения внимания трудящихся. И… использовать в дальнейшем в целях дезинформации противника.

— Сколько там народу?

— Ровно столько, сколько нас. Вооружены отлично, парни — гвозди, в кровище по колено. Пойдут на все. Задача — взять живыми.

— Всех?

— По возможности.

У Шуваловского кладбища остановились. Двое дремавших дотоле чекистов закурили. Лапшин по памяти в блокноте набросал шестипаловскую дачу и подходы к ней. Развалюха бывшего камердинера должна была иметь два входа, поэтому диверсанты туда и ушли…

Альтус взглянул на часы.

— Второй эшелон должен подтянуться минут через пять, — сказал он. — Там народ не в курсе дела, это для страховки. Но ребята — орлы.

Еще покурили, помолчали. Потом, пропустив пограничников вперед, обсудили детали. Камердинерова развалюха стояла в густом ельнике, но между ельником и стенами дома было пустое пространство, просматриваемое из окон.

— Если не уснули, то пару очередей успеют дать, — задумчиво сказал Альтус. — И себя ликвидировать смогут…

Луна светила так, что развалюху было видно даже за ельником. Но когда Лапшин с Альтусом вышли на тропку, в проводах загудело, и неожиданный ветер понес сухую, секущую лица, злую поземку.

— Дзержинский говорил — большевистский бог, случается, выручает, — отжимая Лапшина сзади, сказал Альтус. — Помнишь, Иван Михайлович, Савинковское дело?

— А ты меня не отжимай, — сказал Лапшин, — я свой маневр знаю.

— Каждый солдат должен знать свой маневр, — твердо шепотом произнес Алексей Владимирович, — а я тебя в звании старше и согласно нашей науке иду первым. Пусти, приказываю!

Развалюха скрылась за ельником. Она была совсем близко. Мороз грыз щеки. Поземка мела в лицо, пограничников не было видно, — наверное, накинули халаты. Незнакомый чекист подал Альтусу и Лапшину по гранате. Пистолеты у всех были в руках, металл пристывал к коже.

— Готовы? — спросил Альтус.

— Готов! — ответил Лапшин.

— Пошли!

Поземка опять ударила им в лица — теперь слева, от часовни. И как только они прорвались сквозь ельничек, короткая, дробная очередь пулемета прогремела над их головами.

Ленинград — Одесса — Сосново

1959—1960

ОБ АВТОРЕ