Советский космический блеф

Несколько раз по пресс-центру проносился слух — «едут». Действительно, на территории Лужников появлялась мощная оперативная группа кремлевской охраны — «серые шляпы», как мы их между собой называли. Но, потолкавшись час-другой, «шляпы» вдруг исчезали — это означало, что визит в последний момент отменялся.

Так наступил последний день открытой работы выставки — 6 сентября. К нашему крайнему удивлению, Хрущев и в тот день не появился, хотя «ложная тревога» объявлялась дважды. Но под конец дня было сказано, что журналистам следует прийти на выставку на следующий день утром, когда она уже будет закрыта для посетителей. О том же было сделано распоряжение всему выставочному персоналу.

Мы явились, как было сказано, в восемь часов утра и до одиннадцати протомились в ожидании. А в одиннадцать на тихую пустую выставку ворвались «серые шляпы», после чего почти немедленно прибыл Хрущев. С ним не было ни Брежнева, ни Косыгина, ни Суслова, ни Подгорного, а лишь его заместитель по строительным делам Новиков да несколько министров.

До того я встречал Хрущева много раз. Впервые я его увидел очень давно, в 1936 году, когда был 12-летним «пионером», а Хрущев возглавлял московскую партийную организацию. Тогда я «представлял» ему вновь открытый детский парк Краснопресненского района, и он меня трогательно обнимал. Сие, конечно, не означает никакого личного знакомства, однако облик и повадки Хрущева при встречах с людьми были мне великолепно известны.

Но никогда не видел я Хрущева таким хмурым и грубым, как 7 сентября 1964 года. Вопреки своему обычаю, он ни разу не улыбнулся за время обхода выставки. А когда к нему вдруг бросился какой-то сотрудник выставки с личным письмом (в Советском Союзе упорно держится мнение, что прошение, поданное лично в руки «вождя», удовлетворяется), Хрущев не принял конверта и сердито крикнул: «Пошел прочь, подлец! Я сюда работать приехал, а ты мне бумажки тычешь!» После чего беднягу перехватили «серые шляпы» и стали разбираться, кто он и чего хотел.

Мое впечатление не единично. Я знал многих журналистов, работавших с Хрущевым регулярно, и они все в один голос подтверждали то же самое: до того, как в конце сентября 1964 года Хрущев отбыл на отдых к берегам Черного моря, он был совершенно невыносим. Можно себе представить поэтому, какого рода «напоминание» получил от него Королев — он был перед отъездом «хозяина» на Кавказ вызван для доклада о ходе подготовки к полету.

Утром 12 октября 1964 года автобус привез летчика-космонавта Владимира Комарова, инженера Константина Феоктистова и юного врача Бориса Егорова к подножию 38-метровой ракеты. Космонавты были в легких курточках. После официального рапорта к ним подошел Королев, обнял каждого и расцеловал. Никогда прежде он этого не делал.

Этой не совсем обычной нежности было немедленно дано официальное объяснение. Все предыдущие космонавты были, дескать, в этот момент одеты в скафандры, а человека в скафандре обнимать неудобно и как-то даже нелепо. Возможно, что так…

Космонавты по одному кое-как протиснулись в «шарик» и впервые при космическом старте задраили люк за собой с внутренней стороны — их предшественников всегда «завинчивали» снаружи особыми инструментами, с контролем натяжения взрывных болтов. Сейчас этих болтов не было.

Ракетные двигатели сработали нормально, «шарик» вышел на орбиту и через сутки, после семнадцати витков — по той же «собачьей» программе, по которой летал «Восток-2» — благополучно приземлился. Еще одно первенство было успешно перехвачено у американцев — первенство группового полета. Что с того, что в последующие два года американские астронавты сделали десять групповых полетов, что они маневрировали, соединялись на орбитах, выходили в открытый космос и оставались там до двух часов! Что с того, что ни один полет «Джемини» не был похож на предыдущий, что каждый раз давались и выполнялись новые, все более сложные задачи? Все равно и советская пропаганда, и определенная часть западной прессы не уставала твердить, что русские-то впереди — они ведь еще в 1964 году отправили в космос троих космонавтов, а в кабинах всех «Джемини» сидело только по два человека.

Во время полета «Восхода» его обитатели, согласно установившейся традиции, говорили по телефону с Хрущевым. Эти бессмысленные переговоры, во время которых космонавты отвечали только «Да, Никита Сергеевич!», «Так точно. Никита Сергеевич!» и «Спасибо, Никита Сергеевич!», давно стали мишенью злых шуток в СССР. На тот раз телефонная беседа несколько отличалась от предыдущих. Во-первых, Хрущев говорил с космонавтами не из Москвы, а из своей черноморской виллы. Во-вторых, несколько слов сказал в трубку Микоян («Анастас Иванович прямо рвет у меня трубку из рук», — сообщил Хрущев в космоc). В-третьих, это было последнее публичное выступление Хрущева.