Советский Пушкин

Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана…
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь, как на обряд,
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.

Да, счастье было так возможно, так близко, но на свете счастья нет, нет даже покоя и воли. Прощальная речь Татьяны к Онегину звучит, как похоронное пенье над сладкими надеждами юности:

Я вас люблю к чему лукавить?
Но я другому отдана
И буду век ему верна.

Евгений Червяков в роли Пушкина. 1927 г.

Известен суровый приговор, вынесенный Белинским Татьяне за эту фразу. Великий провозвестник демократических идей в России, в том числе и женской эмансипации, видел в ответе Татьяны отказ от собственного достоинства женщины, от ее права на счастье, проявление униженного и рабского положения женщины, проникшего в плоть и кость самой страдающей стороны. Однако, Белинский был в данном случае неправ, – он судил здесь отвлеченно, как просветитель. Для Татьяны другого исхода, кроме гибели, – в виде ли смирения, или в виде физической гибели – не было. Что мог ей дать Онегин? Счастья, независимости, простых, безыскусственных, искренних отношений он не мог бы ей принести. Онегин, при всем своем разладе с светом, – сын и раб света. Его положительная сама по себе натура отравлена навсегда всеми болезнями окружавшего его общества. Он черств, эгоистичен, – пороки очень крупные с точки зрения доброжелательного гения Пушкина. Он заражен светскими предрассудками до мозга костей. Подчиняясь им, он убивает друга. Татьяна сама поняла ничтожность если не его натуры, то его чувств.

А нынче! – что к моим ногам
Вас привело? Какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?

Одну искусственную и ложную жизнь Онегин предлагал Татьяне заменить другой искусственной и ложной жизнью с более чем вероятной перспективой, что, овладев своей любимой, он быстро пресытился бы ею. Онегин мог предложить Татьяне не счастье и равенство человечных отношений, а только светскую интригу. Татьяна не пошла на это – и была по-своему права. У Некрасова героиня стихотворения «Еду ли ночью по улице темной», нарушив законы света, ушла за своим возлюбленным на нищету, на голод, на смерть ребенка, на позор. Но в позоре ее мужественного подвига, на самом дне выпитой ею чаши, брезжит просвет нового мира, иных, более справедливых отношений. Первые осмелившиеся осуждены на муку и погибель, но эта гибель сеет семя будущего, она несет с собой осуществление идеала уже не личного только, а всеобщего счастья. В шаге некрасовской героини есть обосновывающая ее перспектива. Татьяна же искала, как и Пушкин, личного счастья – и попала в безысходный тупик: на свете счастья нет, единственное средство примириться с жизнью – стоическое терпение к ее игу. Оптимистический, жизнерадостный, жизнеутверждающий Пушкин, вопреки всем своим стремлениям и надеждам, оказывается близким к Некрасову в оценке действительности, в которой «каждый день убийцей был какой-нибудь мечты» (слова Некрасова).

Естественность и человечность встречают не радость, а страдание и гибель, – таков объективный закон окружающей действительности – вот что доказывает судьба Татьяны.