Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны

Действительно, Советский Союз совершил в годы войны не что иное, как экономическое чудо, и сумел, «имея намного меньшую ресурсную базу и менее квалифицированную рабочую силу», к тому же на три четверти уступая Германии в обеспечении своих граждан продовольствием, превзойти ее. В 1943 г. Германия произвела 17 тыс. танков и 27 тыс. орудий, использовав 340 млн т угля и 30 млн т стали, тогда как Советский Союз произвел 24 тыс. танков и 48 тыс. орудий, потребив всего 90 млн т угля и 8 млн т стали. Именно «командная экономика», сочетавшая в себе «планирование, массовое производство и мобилизацию масс», обеспечила Советскому Союзу в войне решающее экономическое преимущество над противником, полагает историк Ричард Овери[21]. Но наиболее значимым фактором в этом смысле было со стороны советского государства безжалостное принуждение рабочих к повышению темпов производства и производительности труда, особенно в военной промышленности; при этом их уровень жизни к 1943 г. снизился на 40 % по сравнению с довоенным[22]. Ни в одной воевавшей тогда стране рабочие «не стерпели бы» подобных материальных «лишений»[23]. Да и никакой другой военный режим не посмел бы требовать подобных жертв от собственных граждан. Даже режим Гитлера, опасавшийся, что мобилизация в духе «тотальной войны» могла бы вызвать еще одну «ноябрьскую революцию 1918 года». Военная экономика Германии, находившаяся под угрозой коллапса в 1942 г., выстояла лишь благодаря принудительному труду «остарбайтеров», насильно вывезенных из оккупированных стран, включая 2,2 млн советских граждан. Тем самым вплоть до 1944 г. Германия могла позволить себе отказаться от использования труда немецких женщин[24].

Только сталинское «военно-мобилизационное» государство могло потребовать от граждан такого самопожертвования в военное время[25], к чему психологически готовило их с 1930-х гг., опираясь на широкий арсенал драконовских трудовых декретов. Следовавшие один за другим с 26 июня 1940 г. по 19 октября 1940 г. законы о труде вводили уголовную ответственность за нарушение трудовой дисциплины, увеличивали продолжительность рабочего дня до 8 часов, устанавливали шестидневную рабочую неделю и, в конце концов, узаконили прикрепление работника к определенному рабочему месту. Как утверждает Бернд Бонвеч, «рабочие были полностью мобилизованы» еще до вторжения стран «Оси». Под пристальным надзором сталинского приспешника Льва Мехлиса, наркома госконтроля, советское производство вооружений росло бешеными темпами.

Действительно, советская экономика была «военной экономикой в мирное время». За годы войны ей удалось намного превзойти немецкую, невзирая на катастрофические потери и дезорганизацию после нападения в июне 1941 г.[26]

С наступлением вермахта и первыми поражениями Советский Союз столкнулся с «последним препятствием», ограничивавшим его «возможности вести войну», – хронической нехваткой рабочих рук[27]. Компенсировать ее можно было, лишь мобилизовав миллионы женщин и юных людей. Но «в экстремальных условиях» войны, когда резко сократилось потребление, политические, то есть «внеэкономические», механизмы стали более эффективными для поддержания военного производства[28].

Вопрос о механизмах, с помощью которых сталинское государство мобилизовало советских граждан на изнурительную, но, в конечном счете, победоносную войну, разделил историков – восточных и западных[29]. Принимая во внимание огромные человеческие потери, понесенные советским народом в войне, – около 27 млн погибших, не удивительно, что участие в войне рассматривали как исполнение «священного долга» перед родиной, и мало кто из историков, как советских, так и постсоветских, считал возможным оценивать это критически. Даже когда некоторые аспекты войны мягко ставили под сомнение, власти – как советские, так и постсоветские – осуждали это[30].