Автором этого документа был Христиан Раковский, член ЦК партии с 1919 по 1927 г. Мы уже упоминали его имя, когда он, являясь главой украинского правительства, в 1923 г. выступил против сталинского плана автономизации образования СССР. Обвиненный в троцкизме, Раковский был снят с дипломатической работы (в 1923 г., обвиненный в «строптивости», направлен в Англию полномочным представителем СССР, а в 1925 г. получил эту же должность во Франции). В 1927-м Раковского выслали в Астрахань, климат которой был вреден при заболевании сердца, которым страдал Раковский. Он пробыл в Астрахани до 1934 г., занимаясь критическим исследованием советской государственной системы, но в конце концов был вынужден «капитулировать», поскольку остро нуждался в лечении. Однако не болезнь убила Раковского: в 1941-м он оказался узником орловского централа и вместе с другими заключенными был расстрелян при спешном отступлении Красной армии под натиском гитлеровских войск.
Суть вынесенного Раковским диагноза тяжелейших недугов, поразивших партийно-государственный аппарат СССР,состояла в следующем. По его мнению, Коммунистическая партия, представлявшая совокупность сотен тысяч людей, объединенных не столько общей идеологией, сколько тревогой за собственную судьбу, была по сути абсолютно аморфной и могла быть излечена только благодаря восстановлению внутрипартийной демократии. Правда, Раковский прекрасно понимал: надежды на исцеление бесполезны, возрождение старой партии - иллюзия. В другой части своего письма, возможно, написанного несколько позднее, он прокомментировал проходящую в партии дискуссию о перспективах второго пятилетнего плана (1933-1937 гг.), который, согласно официальным заявлениям, должен был стать «умеренным пятилетним планом». Точка же зрения Раковского состояла в том, что за годы «умеренной» пятилетки произойдет «окончательное отделение бюрократии от рабочего класса» и обнаружится ее превращение в «правящий слой, поддерживаемый государственным аппаратом» [13]. Спустя 30 лет в широко известной книге югославского публициста Милована Джиласа этот факт как бы оказался обнаруженным заново - теперь в качестве теоретической новации, что СССР управлялся так называемым новым классом [14].
Случаи утраты иллюзий в среде влиятельных кадров, близких к коридорам власти, следует дополнить сведениями о том, каким образом освобождение от энтузиазма происходило в среде простых людей. Принято считать, что при Сталине выйти из партии было невозможно без того, чтобы не навлечь на себя репрессии. Но после открытия партийных архивов выяснилось, что случаи выхода из партии все-таки были, и немало, однако их так упорно замалчивали, что долгое время об этом никто ничего не знал. Доступные ныне архивные материалы свидетельствуют, что за период с 1922 по 1935 г. партию покинуло около полутора миллионов человек [15].
Некоторые просто отказывалась платить партийные взносы.
Другие меняли место работы и жительства, но не вставали на учет в местных партийных организациях. Большинство и тех и других впоследствии оказались в числе исключенных, но можно считать, что они сами покинули партийные ряды.
На многих предприятиях число выбывших из партии превышало число тех, кто в ней остался. Вместе с партийцами, исключенными из ВКП(б) при проверке членских билетов на волне чисток 1935-1936 гг. они стали мишенями атаки «большого террора». Полтора миллиона человек сыграли роль колоссального резервуара «врагов народа», в который НКВД регулярно забрасывал свои сети.
Несколько замечаний по поводу партийной и государственной администрации.
На протяжении 1930-х гг. структура партийного аппарата разрослась и значительно усложнилась. Поскольку на любом заседании и в любой инстанции за Сталиным оставалось первое и последнее слово, в некотором смысле это упрощало принятие решений и их исполнение.Но упрощение - каким оно представлялось прежде всего вождю и учителю - на деле оборачивалось обманом. Партийный аппарат продолжал разбухать, мешая результативности и качеству рассмотрения принятых к производству дел.
Количество народных комиссаров также непрерывно росло. В 1924 г. их насчитывалось десять, в 1936-м - восемнадцать, а в 1941-м - сорок один. Это же относилось к так называемым государственным комитетам со статусом народных комиссариатов - Госплану, комиссариатам по закупке зерна, высшему образованию и по делам искусства. Их штат разрастался в темпе, характерном для всего партийно-государственного аппарата.
Логика партийного контроля того времени требовала, что бы новички приспосабливались к соответствующей работе. На каждом уровне, и особенно в центре, любая партийная организация создавала свой аппарат, имевший собственный персонал: председателей, заведующих отделами, всевозможных заместителей, инструкторов, технических работников.