Советский век

В своем письме Эренбург отмечал определенный поворот внешней политики СССР - присоединение к Лиге Наций, создание «единого фронта» коммунистов и социал-демократов перед угрозой надвигающегося фашизма. Но вместе с этим жаловался на советские организации, ответственные за связь с иностранными литераторами. В этих организациях процветали чинопочитание и ссоры, неизбежно отталкивавшие писателей с мировым именем. Только некоторые из них, в том числе Андре Мальро и Жан-Ришар Блок, были приглашены на съезд советских писателей. По мнению Эренбурга, других и приглашать было не надо. Он сообщал Сталину, что в обстановке роста агрессии фашизма считает целесообразным создать на Западе антифашистскую ассоциацию писателей, которая бы привлекла в свои ряды крупнейшие фигуры мировой литературы и способствовала защите Советского Союза. Такая инициатива, настаивал Эренбург, ныне более реальна, чем прежде. Серьезный открытый обмен мнениями между коммунистами и беспартийными произвел большое впечатление на иностранных участников съезда, убедил их в том, что в СССР процветают культура и литература. Эренбург подчеркивал, что во главе новой организации не должно быть вероотступников.

В указании Кагановичу, написанном от руки, Сталин согласился с тем, что создать на Западе антифашистскую ассоциацию писателей, пожалуй, стоит. Ее деятельность надлежит сосредоточить на двух направлениях: движении антифашизма и защите СССР. Со своей стороны, Сталин предложил имена тех, кого, по его мнению, надлежало привлечь к данной работе, и указал, что ждет незамедлительного ответа.

Этот эпизод позволяет увидеть «делового Сталина», резко отличающегося от того, который всюду искал «термитов». Интерлюдия 1934-го шла своим чередом, и Лазарь Каганович, второй человек в Политбюро, активно проводил «новую линию», направленную в том числе на укрепление уважения к закону. В то время довольно часто цитировали следующее заявление Кагановича: «Мы можем ныне наказывать людей, не прибегая к чрезвычайным мерам, как в прошлом. Многие дела, ранее рассматривавшиеся ГПУ, теперь будут переданы в суды».

Это заявление Каганович сделал 1 августа 1934 г. на специальной конференции в Генеральной прокуратуре, сферой деятельности которой была объявлена именно «законность». В заявлении Каганович подчеркивал, что ГПУ претерпело соответствующие изменения и преобразовано в новую правительственную структуру - Народный комиссариат внутренних дел. А центральным институтом системы правосудия отныне является Генеральная прокуратура, в которой после образования НКВД количество рассматриваемых дел должно резко возрасти. С этого момента главная задача партии - научить население и юридический персонал уважать закон. Именно это, сказал Каганович, характеризует линию Сталина, однако главным препятствием на пути ее реализации является отсутствие образованных юристов внутри правовой системы. Даже приговоры отдельных судей, которые должны принимать решения исходя из статей Кодекса, на деле иногда выглядят сомнительными. Теперь каждый обязан изучить текст закона. «Граждане, - заметил он, - должны знать, что существуют законы, и что они также относятся и к аппарату».

Заметим также, что в связи с увеличением загруженности аппарат правосудия потребовал значительного увеличения жалования. Реакция Кагановича была резкой: новая линия не предусматривает поощрение таких эгоистических шагов...

Излияния по поводу умеренности, уравновешенности и здравого смысла не давали ни малейшего намека на процессы, которые затевались и оглушительно взорвались после убийства Сергея Кирова в начале декабря 1934 г. «Либеральная интерлюдия», которую, как правило, связывают с именами многих партийных лидеров, на самом деле была делом Сталина. Как, впрочем, и то, что за ней последовало.

Доступные сегодня документальные свидетельства указывают, что Сталин никогда не забывал и не прощал критики в свой адрес. Взять хотя бы дело Николая Бухарина. Его, казалось, простили и назначили главным редактором газеты «Известия». Он продолжал дружески переписываться со Сталиным и считал возможным публиковать любые мнения по поводу индустриализации, коллективизации и НЭПа, зачастую давая аналитические оценки, отличные от официальных установок. Например, делал упор на тот факт, что высокий темп инвестиций в тяжелую промышленность чреват пагубными экономическими последствиями, в то время как другие, на первый взгляд, менее многообещающие альтернативы могли бы позволить их избежать. Можно сказать, что в 1928 г. Бухарин увидел Сталина таким, каким тот был на самом деле, но в 1934-м вновь начал играть с огнем, быть может, действительно поверив, что временное затишье означает желание Сталина исправить негативные последствия, на которые указывал Бухарин, за что и пострадал.

Возможно, Бухарин искренне считал, что «новая сталинская линия» узаконивает его оппозицию Сталину (1928-1929 гг.)