Советский военный рассказ

Они помолчали, каждый думал о своем, потом регулировщик спросил, нет ли у товарища табачку, Сотников протянул кисет. Так же молча они покурили. Медленно падал снежок и оседал на плечи, на шапку, на вещевой мешок, висевший за плечами у Сотникова.

— Что ж, ночуй у меня, — сказал регулировщик, — как-нибудь в будке устроимся.

— Нет, — вздохнувши ответил Сотников, — я пойду.

Шел Сотников в хмуром раздумье, плотно сжав губы, и все быстрее и быстрее становился солдатский шаг…

…Мне рассказывали, что, когда наши войска под Воронежем перешли в наступление и когда бойцы какого-то подразделения поднялись в атаку на укрепления врага, среди них был высокий, сутуловатый человек, который шел прямо на огонь немецких пулеметов. Шел он через минное поле, через путаные спирали колючей проволоки, шел по глубокому снегу, неудержимый в своем стремлении наступать. И когда до вражеских окопов осталось совсем немного и в грохоте, в пламени атакующие бегом рванулись вперед и закричали кто «ура!», кто «за Родину!», этот человек закричал непонятное слово:

— Ра-амо-онь!

Он первый вскочил в окопы, и бил, и колол врагов, и стрелял в тех, до которых не мог дотянуться, и все повторял одно слово:

— Рамонь!..

Я думаю, что это был Сотников.

1943

Николай Корнеевич Чуковский

Паша Пасынков

Паша Пасынков нарочно принял весь огонь на свой самолет.

У немцев в Гатчине за каждым кустом была зенитная батарея, и, когда наши самолеты вывалились из туч и стали бомбить эшелоны, все эти батареи заговорили сразу. Шесть эшелонов стояли на путях; они взлетели в воздух, и столб дыма был такой, что его видели даже из Кронштадта.

Уходить нужно было немедленно, потому что немецкие зенитчики просто осатанели после такой неудачи, и многим из наших самолетов не удалось бы уйти, если бы Паша Пасынков, отбомбив один из первых, не сделал лишний круг над Гатчиной. Пока немецкие зенитки били в него, вся наша эскадрилья ушла в облака.

Все это, конечно, произошло гораздо быстрее, чем можно рассказать. Самолет Пасынкова был пробит в сорока местах и перестал повиноваться рулям. Как ни старался Пасынков, не мог он его повернуть ни вправо ни влево, ни вверх ни вниз.

С предельной скоростью несся он куда-то на северо-восток. Зенитки уже остались позади, и разрывов не было видно, но тут Пасынков заметил, что правое его крыло пылает. В первое мгновение он понадеялся, что благодаря скорости ему удастся сбить пламя. Но пламя цепко держалось за крыло и подползало к фюзеляжу.

Неуправляемый горящий самолет уже перемахнул через линию фронта и несся над нашими войсками. Тогда Пасынков приказал штурману Рысакову и стрелку-радисту Коробкину выпрыгнуть на парашютах. Впоследствии Рысаков рассказывал, что отлично понимал всю безнадежность положения и, прыгая, не сомневался, что Пасынков прыгнет вслед за ним. Но Пасынков не прыгнул.

Все трое были комсомольцы — Пасынков, Рысаков и Коробкин. Не знаю, сколько лет было Пасынкову, но на вид он казался слишком молодым даже для своего звания младшего лейтенанта. Родился и вырос он в Ленинграде, на улице Стачек, между Кировским заводом и Северной верфью. Он не выпрыгнул, так как видел, что его горящий самолет несется, постепенно снижаясь, прямо на город, на вырастающие впереди серые громады домов. Он подожжет дома, если упадет на городские крыши.

Исполинский кран Северной верфи чернел впереди, возвышаясь над домами. Паша Пасынков решил попытаться повернуть самолет триммерами влево и бросить его в воду залива.

Самолет уже почти не повиновался и триммерам. Однако все-таки он кое-как завернул несколько влево, и Пасынков увидел под собой воду, несясь мимо Торгового порта. Теперь нужно было заставить самолет нырнуть, и Пасынков, работая триммерами, прижимал его к воде, но не успел: залив кончился, и самолет, несясь над самой водой, влетел в устье Невы.

Слева были дома Васильевского острова, справа — судостроительный завод. Прямо перед собой он увидел мост лейтенанта Шмидта.

Пасынков понял, что нырнуть в воду перед мостом он уже не успеет. Сейчас он налетит на мост, разобьет его и разобьется сам. Оставалось только попытаться перепрыгнуть через мост.

Он чуть-чуть приподнял самолет и пронесся над самым мостом, едва не задев за трамвайные провода. Теперь в воду — как можно скорее в воду! Нырнуть бы тут, посредине реки, как раз между Адмиралтейством и университетом! Но перед ним возник новый мост — Республиканский, и он стремительно несся к нему.

Он понял, что и здесь не успеет нырнуть, и в последнее мгновение, приподняв самолет, перепрыгнул через Республиканский мост. Теперь он мчался вдоль Зимнего дворца, волоча за собой длинную струю дыма. Самолет стал поникать к воде. Пасынков понадеялся было, что ему удастся обрушить его в воду перед Петропавловской крепостью. Но его все еще несло — прямо на Кировский мост.

Кировский мост был последний, через который он перепрыгнул. Горящий самолет, перепрыгнувший через три моста, упал в воду напротив здания Военно-медицинской академии, как раз перед Литейным мостом.