Советско-египетские отношения. 1943-1955 гг. Документы и материалы

Кампания по сбору средств началась показом 15 мая 1944 года в каирском кинотеатре «Опера» документального фильма «Сталинград». На просмотре присутствовал весь цвет египетской политической элиты во главе с королем Фаруком. На собранные средства фонд приобрел и отправил в СССР 4391 пару обуви для сирот Сталинграда. В свою очередь правительство Египта передало в советскую миссию чек на сумму 1000 ег. фунтов для приобретения необходимых вещей для детей Сталинграда39.

По мере приближения окончания войны в Египте стало расти движение за подлинную независимость страны. Отражая эти настроения, глава правительства Наххас-паша выступил 26 августа 1944 года с большой речью, в которой потребовал аннулирования неравноправного англо-египетского договора 1936 года и вывода английских войск из долины Нила. Речь вызвала резкое недовольство английских властей, добившихся от короля роспуска кабинета Наххас-паши. 8 октября премьер-министром был назначен правый деятель Ахмед Махир.

С этого времени египетско-советские отношения стали портиться. Это отразило позицию не только нового правительства, но и союзников СССР по антигитлеровской коалиции. «Страх и подозрение в отношении России так велики, – писал 17 февраля 1945 года американский журнал «Коллиерз», – что иной раз невольно возникает вопрос: с кем мы воюем – с Германией или с СССР?»40

Назревавшие перемены в международной атмосфере сказались и на настроениях правящих кругов Египта, тесно связанных с Западом. «В августе [1945 года] в арабских газетах [Египта] не было опубликовано ни одной положительной статьи о Советском Союзе», – говорилось в обзоре прессы, составленном советской дипломатической миссией в Каире41. А меньше чем через год, 5 марта 1946 года, печально знаменитая речь британского премьера Уинстона Черчилля в американском городе Фултон стала сигналом к началу «холодной войны» между Западом и СССР. Египетская монархия, естественно, приняла сторону Запада.

Главным направлением в деятельности миссии вплоть до революции 1952 года, а также в первые годы после революции, было налаживание культурных связей, благодаря которым можно было бы рассказать и о героической победе советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, и о советской действительности. Да и собственно нашу культуру из-за отсутствия более чем четверти века межгосударственных отношений в Египте практически не знали. Хотя в русской эмигрантской общине были и музыканты, и деятели культуры и искусства, и ученые, число их было невелико, и знакомы с их творчеством были немногие, причем в основном не собственно египтяне, а осевшие в стране европейцы. Так что появление в Египте нашего диппредставительства давало возможность познакомиться с Советским Союзом.

Вручение верительных грамот

25 декабря (1943 года. – В. Б.) запоздалая церемония вручения верительных грамот наконец состоялась42.

В одиннадцать часов утра в посольство прибыл придворный фотограф. Ему поручили заснять перипетии церемонии во всех ее этапах – от стен посольства до подъезда дворца Абдин. Начал он с того, что попросил разрешения сфотографировать меня в моем рабочем кабинете. И вот первый снимок запечатлел меня в расшитом золотом парадном мундире, который я надел, чтобы ехать во дворец, за письменным столом, с авторучкой в руке, выдавая тем самым явную инсценировку: кто же садится за рабочий стол в парадном мундире? Для второго снимка назойливый фотограф упросил меня позировать уже в гостиной вместе с нашими дипломатическими сотрудниками, которые должны были сопровождать меня на прием. За отсутствием парадных мундиров (в Москве они не успели обзавестись ими) советник Д. С. Солод, второй секретарь А. Ф. Султанов и третий секретарь Н. Г. Харламов были облачены во взятые напрокат фраки, белые жилеты, туго накрахмаленные манишки и лоснящиеся цилиндры.

А потом он нащелкал длинную серию снимков, на которых наряду с нами фигурировало уже множество других персонажей.

В одиннадцать часов в посольство пожаловал обер-камергер короля Исмаил Теймур-бей – в роскошной ветхозаветной колымаге, запряженной четверкой вороных, с узорчатыми попонами на их гладких боках. За первой колымагой подъехала вторая, ее родная сестра. Обер-камергер был в раззолоченном сюртуке с золоченым поясом, при шпаге, на груди у него сверкали семь орденов, по большей части в форме крупных звезд. Усадив высокого посетителя на диван в гостиной, я завязал с ним беседу. Времени у нас хватало – представляться королю я должен был ровно в полдень. Затем, после того как я представил Теймур-бею наших дипломатов, мы тронулись в путь.

В первую из парадных колымаг сели мы с обер-камергером, в другую – Солод, Султанов и Харламов. На высоченных козлах обеих колымаг восседали расфранченные на восточный манер кучера, на запятках стояли по два лакея в таких же, как у кучеров, франтоватых ливреях.