Советско-финский плен 1939-1944

УПВИ НКВД СССР настоятельно предписывало руководству лагерей не подходить к вербовке военнопленных формально, ради отчета. Для успешного выполнения поставленной задачи оперативным отделам лагерей рекомендовалось: тщательно изучать каждого военнопленного, не ограничиваясь анкетными данными и допросами пленных; для каждого агента составлять отдельный план использования как при внутрилагерной работе, так и в будущем; перспективных агентов запрещалось использовать во внутрилагерной общеосведомительской работе; особо обращать внимание на «подозрительных по обстоятельствам пленения, выдающих себя за перебежчиков и могущих быть специально направленными с разведывательными целями в лагеря для военнопленных» лиц.

Возможность проникновения таких пленных в агентурный аппарат НКВД через лагеря для военнопленных давно волновала сотрудников органов госбезопасности. Как мы помним, например, перебежчика Осмо Хярмя — солдата 34-го отдельного саперного батальона, подозревали в том, что он переброшен финской разведкой с заданием осесть в лагере для военнопленных и проводить разведывательную работу среди солдат.

Нельзя сказать, что агентурная работа с финскими военнопленными с целью вербовки из них агентов была успешной. Как отмечает профессор В. Конасов, на сотрудничество с лагерной администрацией по идейным соображениям из числа финнов шли единицы[239]. Более того, многие из числа прошедших специальную подготовку и заброшенных в Финляндию были задержаны органами контрразведки и помещены в тюрьмы. Некоторые покончили жизнь самоубийством или были расстреляны финскими властями по обвинению в шпионаже. Например, перебежчик Борис Репин (Rерin Boris), сдавшийся в плен 10.07.1942 в районе Куоккала, был заброшен в Финляндию. После ареста во время следствия он 4.11.1942 года повесился в камере. Перебежчик из ЕrР21 Аалто Паули Эмиль (Aalto Раuli Еmil) сдался в плен 17.09.1941, возвратился в Финляндию 1.12.1942. Арестован и расстрелян 28.05.1944 года.

Однако вернемся к политической работе в лагерях НКВД среди финских военнопленных. В обыкновенных, производственных лагерях, где содержал ась основная масса финнов, она кардинально отличалась от политзанятий в лагере «Сухое» и велась, хотя и в прежних формах, но с другими целями и задачами. Об этом, в частности, свидетельствуют такие документы, как ориентировка УПВИ НКВД СССР № 28/322 от 21 января 1942 года «О необходимости проведения политико-воспитательной работы среди военнопленных» и указание УПВИ НКВД СССР № 28/4240 от 25 апреля 1942 года «О работе фашистских элементов среди военнопленных и мерах ее пресечения».

В ходе работы с военнопленными политинформаторы и лекторы старались внушить им прежде всего тезис о том, что Финляндия фактически находится под немецкой оккупацией, хотя и вступила в войну с СССР на стороне Германии. На политзанятиях в лагерях всегда ставился вопрос о взаимоотношениях между финнами и немцами как на фронте, так и в тылу. Однако практически совсем не изученным остается вопрос о взаимоотношениях финских и немецких военнопленных в лагерях НКВД. Неизвестно, была ли такая антигерманская пропаганда причиной стычек, столкновений и драк, возникавших среди финских и немецких пленных, или же подобные эксцессы возникали на бытовой почве. К сожалению, в российских и финских архивах не было обнаружено документов, разъясняющих этот вопрос. В воспоминаниях бывших финских военнопленных тоже нет соответствующих подтверждений — как правило, они лишь констатировали, что драка была, не упоминая о ее причинах.

5 февраля 1943 года выходит Постановление секретариата Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала (ИККИ), подписанное Георгием Димитровым. В нем рекомендовалось увеличить число слушателей, уже работавших в лагерях антифашистских школ, организовать специальные семинары для офицерского состава военнопленных. Для успешного руководства этой работой среди пленных Димитров предлагал создать «единый руководящий центр при политуправлении Красной Армии из представителей Политуправления, Агитпропа ЦК, Главного Управления лагерей военнопленных и комиссии ИККИ по работе среди военнопленных». Принятые в соответствии с Постановлением меры усилили антифашистскую направленность идеологической работы в лагерях.

Первая антифашистская школа была открыта в Оранкском лагере № 74 (Горьковская область), а антифашистские курсы и кружки были организованы при каждом лагере для военнопленных. На них, по мнению российского исследователя В. Галицкого, политическую подготовку получили около 30 % финских военнопленных[240].