Советы молодому ученому

Разве такие воззрения являются менее расистскими, чем те, которые по праву осуждает общественное мнение? Нет, они вовсе не расистские, поскольку в них отсутствует даже намек на «генетический элитизм»: венгры – это политическая нация, а не этнос, а что касается евреев, то, при всем обилии у них общих этнических характеристик, имеется множество «внегенетических» причин, по которым они должны преуспевать в науках – тут и традиционное почтение к образованию, и жертвы, на которые готовы идти еврейские семьи ради обучения детей «умным» профессиям, и долгая печальная история самого народа, убедившая стольких евреев в том, что в конкурентном и зачастую враждебном мире наилучшую надежду на безопасность дают именно ученые занятия.

Применительно к этому созвездию венгерских интеллектуалов (многие из которых одновременно евреи по происхождению) всякая мысль о генетических интерпретациях сразу улетучивается, ведь в заочном чемпионате мира среди ученых против них вполне можно выставить аналогичную команду из Вены и ее ближайших окрестностей: Герман Бонди, Зигмунд Фрейд, Карл фон Фриш, Эрнст Гомбрих, Ф. А. фон Хайек, Конрад Лоренц, Лиза Майтнер, Густав Носсаль, Макс Перуц, Карл Поппер, Эрвин Шрёдингер и Людвиг Витгенштейн[33].

Причины возникновения этих замечательных ученых «созвездий» мы предоставим выяснять историкам культуры, а социологи науки пускай осмысляют и истолковывают данные факты.

Я думаю так: если научное изыскание представляет собой нагляднейшее воплощение торжества здравого смысла, тогда отсутствие значимых национальных различий в способности «творить науку» можно считать доказательством тезиса Декарта, утверждавшего, что здравый смысл – единственный дар природы, равномерно распределенный по всему миру.

6 Особенности жизни человека от науки и его поведения

Ученый быстро обнаруживает, что сделался членом особой касты, о которой обыкновенно спрашивают: «Ну, какую еще каверзу они замыслили?» или «Они вправду сказали, что мы собираемся колонизировать Луну через пятьдесят лет?»

Естественно, ученым хочется, чтобы о них думали хорошо и чтобы их профессия, как и множество других, считалась уважаемой. Впрочем, тут их поджидает разочарование: кто-то, узнав, что вы ученый, будет думать, что вы знаете все на свете, а кто-то, напротив, будет считать, что вы можете судить только о том, что имеет отношение к вашей специальности, а в остальных вопросах ничего не смыслите. Поэтому, во избежание неловких ситуаций, советую придерживаться умеренности в своих оценках. «Только потому, что я ученый, я не могу считаться экспертом по…» – вот формула, которая пригодится всегда; завершить фразу можно столькими же способами, сколько существует тем для беседы. Ограничусь несколькими примерами – свитки Мертвого моря, принятие женщин в религиозные ордена, административные проблемы восточных провинций Римской империи; правда, когда речь заходит о радиоуглеродном анализе или возможности конструирования вечного двигателя, ученый может позволить себе высказаться и изложить взгляды науки как таковой на данный предмет.

Жесткие рамки научного филистерства порой побуждают ученого выказывать культурный интерес и демонстрировать культурное понимание явлений, совершенно ему чуждых; в лучшем случае его аудитории придется довольствоваться пересказом статей и рассуждений модных критиков или неточным цитированием на память отрывков из «Размышлений кардинала Поджи Бонси»[34].

При этом ученым следует проявлять большую осмотрительность. Распознать дилетанта несложно, в особенности в среде знатоков, ведь человек, не привыкший к беседам на общие интеллектуальные или литературные темы, обязательно выдаст себя неправильным произношением имен или терминов, которое знающие люди даже не посчитают нужным поправить, или иными очевидными промахами.

Культурная месть