Советы по домоводству для наемного убийцы

Согласно распространенному мнению, исландское лето длится не больше полутора месяцев. С последней недели июня по первую неделю августа. Житейская мудрость гласит: как раз столько времени требуется на то, чтобы влюбиться. Да вот беда: весь этот период ледяная страна освещена не хуже, чем арена Мэдисон-сквер-гарден во время матча „Никс“. Ни тени, ни темного уголка. Не то что поцелуй — машину не спрячешь.

Мы решили, что Ган в наш отель больше приходить не стоит. Лучше ее предкам ничего не знать, пока мы сами не определимся с датой. Работяги севен-илевен не проблема, другое дело Балатов и, уж точно, Гуд-Ни. Но моя гениальная подружка нашла выход. Одна из ее приятельниц работает в „Махабхарате“, индийском мебельном салоне напротив. Все, что мне надо сделать, — это выскользнуть из нашего отеля около полуночи, прогуляться по пустынной парковке, а заодно поздороваться с чайками, отвечающими за ее чистоту, и остановиться у черного хода в индийский салон, где меня будет ждать Ган в своей маленькой красной „фабии“ после массажного класса или гулянки с тарантиновским фан-клубом. У нее есть запасной ключ, и ей известен код постоянно мигающего приспособления возле двери. Если пройти через офис, то мы окажемся в салоне. У задней стены стоят три демонстрационные двуспальные кровати, сработанные двенадцатилетними индийскими умельцами. Мы опробовали все три, но та, что в комнате „Камасутра“, за декоративной перегородкой, оказалась самой безопасной. Ее точно не видно через ярко освещенное витринное окно. Так что в конце концов нам удалось найти полутемный угол в вечно сияющем краю. Скрип этого королевского ложа ручной работы я посвятил памяти моей утраченной возлюбленной. Кстати, кровать выдержала все чудеса эквилибристики. Эти индийские ребята в своем деле знают толк.

Наши ночи в „Махабхарате“ можно считать триумфом глобализации. Хорват празднует свое индийское лето[61] в Исландии под французское шампанское, японское суши и расслабляющую тайскую музыку. (Все это, включая музыку из массажного класса, Ган приносит с собой.) Презервативы английские, из Манчестера, а сигареты американские, из Ричмонда, Вирджиния, родного города нашего отца Френдли. В салоне моя подружка не курит. Мы также стараемся не оставлять после себя пятен и лифчиков.

Мало-помалу Ган удается вытеснить Муниту (вместе с головой) из моих мозгов и отделать их на собственный манер. Индийскими ковриками и уютными бра. И мало-помалу наше лето сексуальных утех превращается в нечто большее. Скрытность дает им дополнительное измерение. Я изо всех сил стараюсь растопить лед, и от ее новых постельных навыков моя кровь быстро превращается в кипящую лаву. Я хоть сейчас готов лечь в исландскую землю, и на моем надгробии напишут: Томми Олавс, мойщик посуды (1971–2007). После очередных наших кувырканий Ган опрыскивает постель каким-то индийским спреем, который она нашла в офисе. К исходу месяца в демонстрационной комнате пахнет, как в лучшем борделе города Бомбея.

— Все нормально, — заверяет меня Ган. — Все равно летом никто не покупает кровати.

— Почему?

— Все активно эксплуатируют старые.

Судя по всему, в светлый сезон исландцы становятся другими людьми. Они прекращают делать то, чем занимались всю зиму. Например, смотреть телевизор, продуманно одеваться и каждый день принимать душ. До недавних пор в июле у них даже прекращали телевещание. Лето такое короткое, что всем надо сосредоточиться. Если температура поднимается до пятнадцати градусов по Цельсию (такое случается три раза в год), через пару минут все магазины и банки закрываются, чтобы дать своим служащим возможность выйти на улицу и понаслаждаться тепловой волной. Мы называем это „солнечный перерыв“, объясняет мне Ган. Ну как им не посочувствовать. Эти полтора месяца не называются „летом“ ни в каком другом словаре, кроме исландского. Так что „Страна десяти градусов“ — это вовсе не шутка. Такова средняя июльская температура. Исландское лето — это на полтора месяца открытый холодильник. Режим 24/7, весь лед растаял, и все же есть некое ощущение прохлады — как-никак холодильник.

Но вот в начале августа, в субботу, из мебельного салона вдруг исчезают все кровати. Ган звонит приятельнице. Та объясняет: готовимся к осенней экспозиции. Новая партия под названием „Сладкая карма“, изготовленная на примитивной бомбейской фабрике, должна вот-вот прибыть. В результате, в обход торчеровских правил, Ган увозит меня за город.