Совиная башня

Из соседнего дома вышел знатный господин, бросил на него хмурый взгляд. Милош был одет дорого, броско. В левом ухе сверкала изумрудная серьга. Он был высок, статен и, несмотря ни на что, хорош собой. И всё же он был хорош недостаточно. Он оставался чужим на улице Тихой стражи. Пусть молодые знатные девушки заглядывались на него с восхищением, но…

Но Милошу никогда не выбраться с улицы Королевских мастеров. Он всего лишь ученик целителя. При Совиной башне всё было бы иначе. Если бы чародеи остались у власти, то Милоша бы уважали, дворяне пожимали бы ему руку, как равному, заискивали бы и пытались добиться его дружбы. Но Совиная башня погибла в пожаре семнадцать зим назад. Ему бы стоило с этим смириться.

Милош ждал. Он явился слишком рано, женщины из круга Рогволода Белозерского посчитали бы его нахальным, но Венцеслава была не просто женщиной, а Милош для неё не являлся просто очередным ухажёром. И всё же существовала одна помеха, и звали её Идульф.

Наконец ландмейстер вышел на крыльцо. У мостовой его ожидал слуга, державший под уздцы лошадь. Охотник сел верхом, стукнул пятками и, не оборачиваясь, направил животное вверх по улице к королевскому замку.

Нетерпеливо Милош засунул остаток хлеба целиком в рот и, быстро жуя, размашистыми шагами направился к дому.

К счастью, служанка у Венцеславы осталась прежняя. Она узнала его, окинула внимательным взглядом.

– Долго ты пропадал, – сказала Щенсна. – А сегодня больно рано пришёл.

Милош улыбнулся ей тепло, достал из сумы бутылку из тёмно-зелёного стекла.

– Торопился принести твою любимую клюквенную настойку, дорогая Щенсна.

Причмокнув от предвкушения, старуха забрала бутылку.

– Спрошу госпожу, примет ли она тебя. Подожди здесь. Ты голодный?

– Нет, душа моя, благодарю. – Милош готов был съесть гуся целиком, но он бы не осмелился жевать при Венцеславе. Это выглядело некрасиво.

Свет едва проникал через ставни, горело множество свечей. Жарко пылала печь. Замёрзшие пальцы медленно согрелись в тепле. Вошёл парнишка лет двенадцати, раскрыл ставни. В доме Идульфа Снежного окна были застеклены, совсем как в королевском замке.

«Сколько же у него денег?»

Милош рассматривал богатое убранство, пока вдруг не заметил над печью гроздь медных, тускло сверкающих на солнце круглых пластин. Ему стоило бы отвернуться, не обращать внимания, но что-то заставило его приблизиться. В груди разрасталось нехорошее предчувствие. Милош уже знал, что это. Он знал наверняка.

За семнадцать лет из памяти не стёрлось изображение: сова, раскинувшая крылья. Знак чародейской власти, знак башни. Когда-то такой носили его родители, старшая сестра и сам Милош. Когда-то он означал власть и силу, уважение и могущество. А теперь он висел, как охотничий трофей, в доме Охотника.

Сколько здесь было Совиных оберегов? Сорок? Пятьдесят? Все они были собраны в Хмельную ночь или их прибавляли по одному, когда выслеживали очередного чародея, сдирали с шеи оберег, а его самого отправляли на костёр?

Сколько уже погибло? Выжил ли хоть кто-нибудь, кроме Милоша и Стжежимира?

Он зажмурился, сжал пальцы, впиваясь ногтями в ладони, выдохнул медленно, пытаясь успокоиться. Он ничего не мог сделать. Пока что он ничего не мог сделать.

Качаясь, он дошёл до громоздкого кресла из красного дуба, сел. Было жёстко, неудобно. Милоша била дрожь, и ненависть горькая, как слёзы, разгоралась в груди. Он терпел и сидел, гордо вскинув подбородок.

Ожидание разъедало изнутри. Хозяйка дома явилась не скоро. Венцеслава вошла неспешно. Голубой бархат оттенял её белую кожу, золотые волосы и шею покрывал платок. Милош едва сдержался, чтобы не скривиться в отвращении, настолько противоестественно это выглядело. Но она стала замужней женщиной, так было положено.

Стоило ей войти, и время вокруг исказилось, потекло как мёд. Остальной мир исчез, и осталась только Венцеслава.

Когда они сели друг напротив друга, а служанка вышла по приказу своей госпожи, Милош взял тонкие руки в свои и наклонился вперёд, заглядывая в глаза.

– Я так рад тебя видеть, – произнёс он шёпотом, зная, что служанка осталась подслушивать под дверью, а вместе с ней, скорее всего, и слуга хозяина.

– А я тебя, – губ коснулась ласковая улыбка. – Тот фарадальский шар… это он тебя излечил?

– Да, я жив и здоров благодаря тебе.

Они молчали, смотрели друг другу в глаза. Милош гладил большими пальцами её ладони.

Венцеслава не требовала подробностей, она обладала удивительной способностью понимать его без слов. Милош вернулся к ней, а остальное было неважно – так он думал и чувствовал, пока смотрел Венцеславе в глаза и старался не замечать проклятые платок и кольцо на безымянном пальце.

Она рассказывала о книгах, которые прочитала, о песнях, которые услышала, о стихах, что написала, пока его не было рядом. Милош слушал. Пожалуй, никого так он внимательно не слушал, как её.

Она осторожно, не выпытывая ничего, спрашивала и о нём самом, о его жизни вдали от Совина, вдали от неё.