Совместить несовместимое

С крушением СССР открылся и «железный занавес». Советские люди получили возможность выезжать за границу, посещать западноевропейские страны и США. И если в 1990-м году ещё требовалась выездная виза, разрешение от властей СССР своим гражданам временно покинуть территорию страны, то в 1991-м стало достаточно визы той страны, которую советский гражданин хотел посетить. Новые свободы возникали каждый день. На съездах народных депутатов в Кремле обсуждались и транслировались на всю страну обсуждения прежде неслыханных вопросов. В магазинах не было еды, по карточкам, получаемым по паспорту по месту жительства, выдавались сахар и водка. Но сердце советского гражданина было снова преисполнено надеждами на светлое будущее.

***

Потом наступили либерализация цен и грабительская приватизация. За считанные часы многократно дорожали товары, а прежнее общенациональное достояние, заводы и недра, благодаря «залоговым аукционам», переходили в частные руки преступных «предпринимателей», приближенных к преступной власти. Так возникло прежде небывалое социальное расслоение и целая когорта «олигархов», владеющих собственностью, которая досталась им даром благодаря приближённости к власти.

Падение «железного занавеса» сказалось и на противоположных потоках. Из западных стран в новую Россию, конечно, не такой сильный, как из России на Запад, хлынул поток людей, в одночасье поверивших в глубину и неотвратимость российской перестройки и победы над коммунизмом, воспринявших их как полное единение и воссоединение России с Западом. Исчезновение административных препятствий на посещение ранее недоступного СССР многие западные немцы расценили как полное избавление России от «разного рода сложностей» и готовность стать практически такой же страной, как Германия или Франция. Оформив российскую визу, тысячи искренне поверивших в «исправление» России, устремились на Восток с целью насладиться торжеством исторической справедливости.

Многих из них, конечно, поразили величественный Кремль и примыкающие площади, исторические музеи прошлого Великой России – Ивана Ужасного15 из XVI века, Бориса Годунова и ополчения Минина и Пожарского из начала XVII века. Но они, первые западные посетители новой России, смею думать, увидели только вершину айсберга, услышали лишь елейные проправительственные лозунги о демократизации и обновлении, замечательный Кремль и Красную площадь, Оружейную палату и Исторический музей. Но так и не поняли, что же в действительности происходило в стране. Не поняли главного о России, переживающей новый страшный излом в многовековой истории, отнюдь не делающий общество более гармоничным и справедливым. Скорее, даже наоборот.

***

Изломы и противоречия времени смогли, однако, увидеть и правильно распознать мои родители, Владлен и Виктория Колабуховы. Из всех празднорадующихся западных радетелей демократии, ставших гостями новой России, только мои родители выстрадали и заслужили эту поездку в такой степени, которая в принципе никогда не могла присниться рядовому немецкому гражданину. В течение двадцати трёх лет вынужденной эмиграции в каждый из тысяч дней они вспоминали свою Родину, думали о ней и мечтали снова увидеть, побывать, почувствовать запахи улиц, ощутить утреннюю прозрачность московских дворов. Сегодня это кажется почти наивным, но они постоянно вспоминали отрывки детских советских стихов и мечтали хотя бы на мгновение снова почувствовать свою находившуюся в исторической растерянности, но когда-то великую, прекрасную и абсолютно уникальную Родину.

И вот многолетние мечты стали реальностью. Им, гражданам ФРГ, удалось снова приехать в обновляющийся и перестраивающийся СССР. Мои папа и мама, конечно, никак не могли довольствоваться кремлёвскими достопримечательностями. Их потянуло в Ярославль – на Родину мамы. Им не терпелось обсудить с оставшимися в живых коллегами из конца 1960-х, как обычно формулировали в СССР, «международное положение». Не опасаясь открыто высказывать своё мнение и охотно делясь потусторонним, во многом непонятным для новых бывших советских граждан, двухдесятилетним опытом западной жизни, мои родители встречали то оголтелую возбуждённую поддержку новых российских «западников», то сдержанный скептицизм «патриотов», то откровенную враждебность за десятилетия успевших заматереть, «коммунистов». Справедливости ради следует сказать, что родители никогда не были ни оголтелыми коммунистами, ни оголтелыми антикоммунистами, ни махровыми западниками, ни славянофилами. Они были разумными людьми, взвешивая, думая, понимая ценность западных свобод и российскую и советскую специфику. Уже в начале девяностых годов они выражали сомнение в возможности переноса западного менталитета и образа жизни на «1/6 часть суши», или хотя бы только в Россию. «Разные планеты, разные цивилизации», – любил повторять отец слова Редьярда Киплинга: