Читаем Совместный исход. 1976 полностью

Б.Н. информировал о позициях французской и итальянской компартий. Вместо того, чтобы зачитать нашу памятку, где все четко и логично, он полтора часа (иногда возвращаясь к тексту и путаясь) разводил бодягу (думаю, что они не всегда могли даже следить за «ходом мысли» - «хода» не было).

Все потом поддакивали и выражали обеспокоенность, а болгары даже развели теорию о ревизионизме и проч. Договорились по нашему совету - шума не поднимать, открытой полемики не вести, но в «позитивном плане» теоретически доказывать неправильность и опасность новых взглядов.

Потом, сегодня утром, когда Б.Н. и Катушев отдельно встречались с Гереком (мне рассказывал Костиков, зав. сектором из братского отдела, он переводил), Б.Н. занял в отношении перспектив «исправления ФКП» гораздо более пессимистическую позицию, чем он обычно придерживается с нами. Когда ему Герек предложил воздействовать на Жаннету Вермеш, чтоб она опротестовала ссылки Марше на Тореза по поводу диктатуры пролетариата, Б.Н. возразил: не исключено, что эти ссылки имеют основания.

Естественно, на общем заседании - ради чего официально съехались - ни словом, ни даже намеком французы и другие не были упомянуты. Сорвалась запланированная встреча замов международных отделов для обсуждения франко-итальянской проблемы, потому что референт, сопровождавший румын, по ошибке пригласил и их зама. Была сцена из «Ревизора», но Фрелек (поляк, председательствующий) быстро совладал с собой и начал тачать баланду, а мы все активно поддержали.

На прощальном концерте вчера поздно вечером я не был: надо было сочинять отчет- шифровку. Да и не хотелось. Мне претит эта нарочитая непосредственность официальных веселий.

Утром доделывал шифровку уже с участием Б.Н. и Катушева.

28 января 76 г.

На работе: Б.Н. мечется с «диктатурой пролетариата». На нем сидит Кириленко, который поедет на XXII съезд ФКП, а Марше в последний момент согласился его принять «в ходе съезда». Кириленко потребовал от Б.Н.'а: что, мол, говорить про диктатуру. Пономарев, естественно, потребовал от меня. Я продиктовал три страницы: мол, почти все КП не употребляют теперь этого термина, но ни одна до вас не делала сенсации, когда меняла формулировки. А вы превратили этот вопрос (нужный вам по внутренним соображениям) в наживку для антисоветчиков и провокаторов раскола в МКД. Мы же никогда не возражали против корректировки теории в соответствии с обстановкой и мы, КПСС, начиная с XX съезда, остро и принципиально поставили вопрос об учете специфики в каждой стране. Спорить с вами публично по диктатуре пролетариата я не собираюсь. Однако, неясно многое, - прежде всего, как «новая власть» будет защищать завоевания «новой демократии» от тех, кого, вы сами говорите, начнут экспроприировать. Да и опыт Чили не стоит так уж попирать ногами, как это вы делаете. И т.д.

Б.Н.'у это все не понравилось. И он продиктовал в моем присутствии свое. Смысл: отказ от «диктатуры пролетариата» - ревизия (хотя этого слова нет), которая грозит вам расколом в партии. Впрочем. Тут же откомментировал - «все равно не послушают!»

То есть опять он разрывается между ортодоксией, здравым смыслом и желанием «попасть в точку» перед начальством.

Взбесила его последняя беседа посла с Плиссонье в Париже. Тот клялся, что отношение к КПСС и СССР для ФКП - принцип. И разногласия - это «частности», а вообще- то будем-де всегда верны и громко скажем и напишем в резолюции о значении Советского Союза, пролетарского интернационализма. Однако, один абзац, настаивал француз, будет о «несогласии с КПСС» по вопросам демократии. «Не сказать мы теперь этого не можем!» Вот так.

Политическая логика неумолима. Теперь они в документе съезда затвердят право на критику КПСС и легализуют тем самым разногласия в МКД, как естественную форму его жизнедеятельности! Вобьют официальный гвоздь в наш тезис (и в нашу ностальгию) о монолитности.

Б. Н. сочинил три страницы для Кириленко - что сказать, мол, Плиссонье по этому поводу. Думаю, не пройдет!

10 февраля 76 г.

Сегодня утром Б.Н. собрал меня, Шапошникова, Жилина, Брутенца и заявил, что срочно надо сочинить статью о советской демократии. Есть-де сведения, что Марше превращается в глазах наших диссидентов в мессию, которая принесет и им, и «советскому народу» свободу и демократию, в защитника всех у нас гонимых. Конечно, не надо прямо называть Марше, но надо «дать ему понять», а всех, кто на него рассчитывает предупредить, что «так было - так будет», что «мы будем защищать свой режим всеми возможными средствами». Именно - предупредить, чтоб «потом не пришлось сажать, что нежелательно». Это, говорит, все - результат того, что «слушают всякие голоса». Татары крымские апеллируют к Марше. Вы знаете, как было с Плющем: Марше и «Юманите» выступали за него яростнее, чем «Свободная Европа», а потом в Париже была пресс-конференция Плюща и «Юманите» ее целиком перепечатала.

Евтушенко, вроде собирается возглавить поход студентов к XXV съезду с призывом «дать свободы» (думаю, что это вздор).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное