Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

В воскресенье у Зигеля (школьный друг) 50-летие его Гали. Опять странное собрание самых разных людей: от «фантаста» Казанцева, который рекламируется в фильме ФРГ «Воспоминание о будущем», до полковника танковых войск, который напившись говорил: на чем советская власть держится, на авторитете что-ль? Он уже давно испарился! На нас она держится, вот! И поэтому мы всегда будем в порядке.

Прелесть старшая дочь Таня. Стихи о матери, фонари из коры и из железа, шаржи: Петр1 — Зигель и Екатерина П — Галя: в рисунок вмонтированы фото — лица матери и отца, очень здорово. Девочка статная и вполне спелая, охотно прижимается бедрами.

Зигель произнес ряд тостов в честь жены, преподнес ей рукопись (хобби) о Екатерине П, коя есть "прототип Гали"… как будто не было в течение 7-ми лет ни Клавы, ни каадый год буфетчиц из разных московских кафе и т. п.

Словом, благообразная, организованная, дисциплинированная русско- немецкая интеллигентная семья, какие, видно, были типичны для «московского общества» в начале XX века, а осколки их — и для 20-тых годов.

А гости (родственники и «те» знакомые) — публика в общем пошлая: советское чиновничество с претензиями на значительность.

И совсем другое «общество», хотя и не менее неприятное — в понедельник у режиссера Митты. Сам он — Саша Митта, постановщик талантливых детских фильмов, добр, обаятелен, прост, умен, без намека на выпендреж и современную богемность. Его жена (кстати, Дезькина двоюродная сестра) Лиличка. Прелесть, к тому же тоже невероятно талантливая баба. Она — кукольница и рисовальщица — иллюстратор детских сказок. Их сын, которому 9 лет, просто гениальный еврейский ребенок. То, что он рисует в духе экспрессионизма и примитивизма (не детского, а именно в стиле) может затмить экспозиции модных европейских художников. Его шаржированные портреты, сделанные в трехлетнем возрасте, поразительны глубиной и точностью схваченного образа.

Меня всегда потрясает тайна таланта, который может улавливать и выражать то, что недоступно даже энциклопедической учености. А здесь просто становишься в тупик. Ведь мальчишке 9 лет, он обычный школьник.

Но об «обществе». Артистки, дипломаты, научные деятели, литераторы. Мелко-средняя сошка, конечно (кроме Гали Волчек). Но зато — какие брючные костюмы, какие каблуки, какие блузки и бижутерия, как «сидят» сигареты и стаканы с джином в пальцах! Какая надменность и «простота» повадок. И вместе с тем — у баб — постоянный плотоядный поиск в глазах: не клюнет ли новый, незнакомый мужик, тем более — говорят — в ЦК работает!

Еще несколько лет назад я стушевался бы от застенчивости среди этой публики. А теперь почему-то держусь плево и совсем спокойно. Мне ничего от них не нужно. И их выпендрель мне смешна. Впрочем, среди этих двух десятков пяток людей было действительно интересных и милых.

Островитянов по поводу похорон Шаврова из МГИМО: «оказывается, умереть даже хуже, чем жить».

Загладин, наконец, вышел на работу после более месячной болезни. Рассказывал, чем он занимался: главным образом, изучением «совокупного рабочего» и вскрыл систему взглядов Маркса, Энгельса, Ленина на проблему — понятие — «рабочий класс». С увлечением рассказывал мне схему, которая у него в результате сложилась. Он очень поскучнел, когда я стал ему говрить о делах, которые я за него должен был делать в это время… Отмахнулся от того, что теперь ему бы следовало взять на себя…

И еще — смотрел я на его огромное рыхлое тело, теперь к тому же больное, и ужаснулся в душе: оно не может взлететь по лестнице, оно не может обнять женщину, не вызвав отвращения у нее, оно не знает наслаждения лыжни, ему недоступен теннис, да просто ощущение ловкости и силы, здоровья. Это страшно. И хорошо, что он об этом не знает. А ведь он моложе меня на 7 лет.

20 февраля 1973 г.

Пономареву готовили доклад для международной конференции в Берлине по поводу 125-летия «призрака», который тогда «бродил по Европе». Кроме того, он же будет открывать конференцию в Колонном зале.

А когда мне предложили поехать в Бонн на аналитическую конференцию ГКП, Пономарев бумагу отложил. А в разговоре со мной об этом, проговорился:

«Ведь это же значит, что вам готовится к своему выступлению надо»… Он не хочет, чтоб я тратил время на себя, тогда как ему нужен для себя «свежий, интересный и содержательный текст».

Приехала большая делегация КП Англии. Видимся с нею. Они дотошные: везде — в райкоме, в оргпартотделе ЦК, у писателей все спрашивают, почему у вас все единогласно «за»? Неужели так уж все одинаково со всем согласны? Ведь, если, положим, до снятия Хрущева вы спросили бы у народа, он наверняка сказал бы про все его деяния «за». А через неделю сказал «за» его снятие!

Мы им говорим: а вы хотели бы у нас парламентских спектаклей? И чтоб по каждому вопросу — референдум?