Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Пошел к себе и про себя подумал: в этом-то и штука, что не специально. Ты, разумеется, Горбачева внимательно не читаешь и не помнишь ни его слов, ни оборотов речи, но на дух не принимаешь его новаторство, его действительно принципиально новой политики, которая одна только может спасти от войны. Ты не веришь, что у него что-то получится ни во вне, ни внутри. Поэтому ты так безошибочно и вышибаешь все горбачевское из нашего текста. Ты всю жизнь приспосабливался, поэтому и выживал при всех режимах, но на этот раз у тебя не хватает серого вещества, чтобы понять, что происходит, и реалистически оценить, как на тебя смотрят твои коллеги, сам Горбачев, от которых зависит, будешь ли ты впредь на этом месте. Тебя не учит даже опыт Громыко, которого вежливо и почетно выперли из реальной политики — не только потому, что он стар, а потому, что обанкротилась его политика, где он в течение 10 лет почти безраздельно хозяйничал.

Вместо того, чтобы перед съездом заняться, наконец, своим делом — МКД, ты лезешь не в свое дело и вызываешь только раздражение, которое переходит в презрение. Ты даже не постеснялся навязывать себя самого Яковлеву в рабочую группу в Волынское.

Вернувшись к Горбачеву, я довольно нагло пытался восстановить в тексте максимум горбачевского. Добился немногого.

Один из эпизодов спора — насчет «нового мышления».

— Какое мышление, — воскликнул Б. Н. — У нас правильное мышление. Пусть американцы меняют мышление.

Я показываю текст Горбачева, где черным по белому, что он имеет в виду, говоря о нашем новом мышлении.

— Не знаю, не знаю. Это он говорил в Париже, в Женеве — для тех, для Запада!

— Значит, вы считаете это просто демагогия?

— Надо уметь вести борьбу. (??)

Или — о том, что только совершенствованием и изменением своего собственного общества мы можем выиграть в соревновании с империализмом.

Б. Н.: «Это вы, о мирном сосуществовании что ли? Я об этом писал еще в материалах XIX партсъезда. Что тут нового?»

Я: «Новое то, что это понятие звучит теперь по-новому. Сталин тоже говорил, что он за мир и против войны. Ему никто не поверил, а Хрущеву готовы были поверить. Брежнев почти 20 лет разглагольствовал о мирном сосуществовании. Выступал на Конгрессе мира, отвечал на призывы всяких миролюбивых сил, принимал множество миролюбивых делегаций и клялся в своих мирных намерениях. Но ему никто не поверил. А вот Горбачеву сразу поверили. Потому, что сблизил слово и дело».

Б. Н.: «А какие у вас претензии к нашей политике? Что мы космос освоили? Или что ракеты создали межконтинентальные? Вы что — против силы, с которой империализм только и считается?»

В итоге текст был отправлен в пономаревской интерпретации. Я позвонил Ермонскому в Волынское и рассказал ему об этих дискуссиях.

А переживания мои по этому поводу такие: дело не в тексте, в конце концов, и без нас напишут, и напишут не хуже. Дело в том, что стыдно и обидно выглядеть идиотом, как раз тогда, когда началось нечто настоящее. Сколько лет, при Брежневе, мы, международники, ходили в либералах и даже в ревизионистах. Настаивали на свободе и неординарности мысли, а то и действий (в отношении братских партий, социал-демократического и других движений, вообще Запада). То есть мы хотели, ждали, стремились приблизить то, что началось при Горбачеве. И именно теперь мы оказываемся консерваторами и долбоебами. благодаря Пономареву.

14 декабря 1985 г.

Невероятная еще год, даже полгода назад раскованность в печати — в газетах, журналах и уже на телевидении (кстати, сегодня сообщили, что снят Лапин).

Больше месяца в «Литературной газете» печатается дискуссия вокруг статьи некоей Карповой «Правда и полуправда». За такое два года назад, как минимум, выгнали бы из партии или из Союза писателей. И какие раскрываются резервы интеллигентности, культуры, профессионального письма, самого русского языка! Взять хотя бы передовицу «Советской России» от 10 декабря, которая напутствует российских писателей перед их съездом.

То есть произошел прорыв духа к правде и остановить это теперь можно, только если начать сажать.

И вот на этом фоне история с «Детьми Арбата», о чем я подробно написал в книге «Шесть лет с Горбачевым», стр. 51–55.

Звонок от одного из зав. сектором оргпартотделом.

— Анатолий Сергеевич, есть решение, чтобы все замы из аппарата ЦК поучаствовали в областных и крупных городских предсъездовских конференциях. Я: У вас, наверно, есть какая-то разнорядка — кто, где, когда? Он: Да, я вам пришлю.

Я: А что, все замы от нашего Отдела предусматриваются или только кто-то определенный?

Он: Все, за исключением Загладина. Он идет по другой разнорядке, так как будет избираться делегатом на съезд и в состав ЦК. Я: Спасибо!

Итак, я, кандидат в члены ЦК, избираться в члены ЦК не буду и, значит, пришел час решать — уходить до съезда с 300 рублями пенсии или потянуть, и через год, побывав в положении задвинутого, «быть уйденным» с двумя сотнями рублей.

23 декабря 1985 г.