Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Договорились о том, чтобы министры и эксперты проработали все вопросы взаимосвязи между будущим договором об СНВ и Договором по ПРО 1972 года, развязали узлы в правилах зачета тяжелых бомбардировщиков и стратегических ракет воздушного базирования, сбалансировали числа боеголовок, которые может нести на борту каждый самолет, поразмышляли о проблемах тактического ядерного оружия.

Подробно обсуждались исходные позиции для подготовки Договора о сокращении обычных вооружений и вооруженных сил в Европе. Назывались цифры. Горбачев предложил сократить по миллиону из личного состава с каждой стороны, а численность войск на иностранной территории ограничить планкой — 300 000.

Договорились поручить военным встречаться возможно чаще, чтобы совместно, регулярно и компетентно отслеживать процессы поддержания обоюдной безопасности.

Суммируя, Горбачев заявил: «Хочу еще раз со всей силой подчеркнуть: мы настроены на мирные отношения с США. И именно исходя из этой предпосылки, предлагаем трансформировать нынешнее военное противостояние. Это — самое главное. Ведь, как принято говорить, один раз в пять лет ружье само стреляет. Чем меньше оружия, тем меньше возможность случайной катастрофы. При этом безопасность США, американских союзников ни на миллиметр не должна быть меньше нашей собственной безопасности».

В общем, можно так подытожить военную тему: на Мальте был сделан прорыв к фронтальному сокращению ядерного и химического оружия. Когда в январе 1986 года Горбачев выступил со своим Заявлением о ликвидации ядерного оружия к 2000 году, одни не поверили, другие посмеивались: молодой Генсек оригинальничает! третьи сочли это очередным пропагандистским трюком Кремля… И вот минул этот год. Ядерное оружие продолжает существовать. Но «процесс пошел», этот монстр, который мог сорваться с цепи, даже если никто преднамеренно его с цепи не спустил бы, все быстрее и необратимее уменьшается в размерах. Угроза мировой ядерной войны снята. Одновременно были созданы предпосылки для исключения навсегда «большой войны» в Европе с применением обычного оружия. Велика во всем этом заслуга Горбачева. Его «новое мышление» доказало в этом решающем для человечества пункте — в вопросе о войне и мире — свою востребованность и убедительный реализм.

Состоялся «концептуальный разговор» по европейским делам.

«Мы были потрясены стремительностью разворачивающихся перемен в Восточной Европе», — начал Буш. — И не хотим оказаться в позиции, которая выглядела бы провокационной».

Но попросил Горбачева высказаться по поводу «возможности движения за пределы статус-кво» (т. е. о незыблемости границ в Европе, санкционированных Хельсинкским актом 1975 года).

Горбачев отвечал пространно. Подтвердил необходимость и целесообразность «вовлеченности» США в европейский процесс. «По-другому смотреть на роль США в Старом свете — нереально, ошибочно, наконец, неконструктивно. Это Вы должны знать, это наша фундаментальная позиция».

Подчеркнул значение и позитивный характер европейской интеграции, в том числе, в масштабах всего континента. Напомнил о своей идее «общеевропейского дома» и посоветовал Шеварднадзе и Бейкеру поглубже разобраться в его проблематике и перспективах.

С учетом огромности и бурного характера перемен как в Восточной, так и в Западной части Европы высказался за созыв в ближайшее время «Хельсинки-2».

Поскольку НАТО и ОВД — институты «холодной войны», Горбачев предложил вместе подумать об их реконструкции, освобождении от конфронтационной природы, о превращении их в преимущественно политические организации.

И вот тут он вернулся к вопросу о том, на базе каких ценностей преодолевать раскол Европы. Упрекнул собеседников в том, что они склонны навязывать этому процессу «западные ценности». Если, мол, так пойдет, это может стать серьезным препятствием для советско-американского сотрудничества в европейских делах, тем более, что процессы здесь могут пойти «далеко небезболезненно, приобретать непредсказуемую остроту» — ведь они «затрагивают, — подчеркнул он, — фундаментальные вещи, втягивают миллионы людей, целые народы с разной историей, культурой, религией, национальными особенностями».

Буш согласился с такой оценкой, но попросил разъяснить, почему Горбачев «озабочен западными ценностями» и чем они отличаются от «общечеловеческих», к которым Горбачев вроде привержен.

Развернулась бурная (и я бы сказал сумбурная) дискуссия. Горбачев настаивал на «свободе выбора» — американцы соглашались. Он за плюрализм, за свободу мысли и слова — это и наша точка зрения, отвечали американцы. Осуждал «вмешательство в чужие дела» — американцы тоже за это «в принципе». Яковлев поставил под сомнение правомерность термина «западные»: тогда, мол, надо признать «восточные», «южные» и т. п. ценности.

Шеварднадзе, что называется, перешел «на личности», обвинив собеседников в том, что в их среде ходит точка зрения, будто перемены в СССР — результат западной политики с позиции силы.