Совок-10

А еще я убедился, что немного ошибся и раскатать меня до полной расколки они намереваются в ночное время. Мои сокамерники, не ограниченные в плацкартном комфорте, к ночи будут свежи, как оранжерейные розы. Успеют и в картишки перекинуться, и двойную пайку схавать. Выспаться вдоволь они тоже успеют. В то время как я, находясь в тоске и тревоге, да еще на жестких горбылях незастеленной шконки, неминуемо спекусь. И ко второй половине ночи, которая, как известно, валит с ног всех постовых, и дневальных, я изрядно деморализуюсь. Заодно утратив тонус и волю к сопротивлению.

Что ж, в этом присутствует свой логичный и, надо признать, безошибочный расчет. Увы мне, но коллеги, реализующие это оперативное мероприятие, мышей ловят и всё, что могут, делают на совесть. Слава богу, что недостаток времени их ограничивает в выборе дополнительного инструментария для работы с нестандартным лейтенантом Корнеевым.

Именно поэтому я и пошел на резкое, но осознанное обострение внутрикамерного конфликта. Как бы там оно ни было, но штатного персонала ИВС в дневное время гораздо больше. Чем ночью, когда службу несёт только дежурная смена. Не многочисленная и зачастую повязанная круговой порукой. Соответственно, творить беспредел в отношении меня днём будет сложнее. Шум и количество лишних свидетелей тому совсем не способствуют.

— Да ты ох#ел, мусор!! — дважды поперхнувшись от возмущения, хрипло выдохнул старший и самый спокойный из двух козлов-сексотов, — Ты же, падла, сейчас подыхать будешь! — сжав кулаки, он вскочил с лавки.

Второй агрессивный гражданин, сидевший за «сплавом» с голым расписным торсом, уже стоял на ногах. И суетно моргал, очевидно тоже намереваясь сообщить мне что-то нелицеприятное. Наверное, это его рубаху я так небрежно приобщил к нечистому полу.

Учитывая неписанные порядки и нравы камерного общества, этот мой поступок уже сам по себе был проявлением крайнего неуважения к сидельцу любого статуса.

Вместо того, чтобы шустро вскочить со шконки на ноги и метнуться к двери, я наоборот, поудобней улёгся на неё с ногами.

Это только неискушенному аспиранту-филологу, не имевшему удовольствия квартировать в СИЗО или в ИВС, может показаться, что лежа на шконке, труднее отбиваться. На самом же деле, всё обстоит ровно наоборот. Особенно, как в данном конкретном случае. Когда нары двухэтажные и стоят они в углу.

Диспозиция была такова, что слева от меня находилась стена. Подвоха от которой по многим и объективным причинам опасаться не приходилось. Сзади тоже была такая же стена и поэтому за нерушимость своего затылка я так же обоснованно не опасался. И сверху я так же был надёжно защищен досками верхнего «шконаря». Как собственно, и снизу я тоже был неприступен по аналогичной причине. Нанести вред моему здоровью эти анкилоны могли только с одной стороны. И при этом непременно мешая друг другу. А у меня на этот счет был припасён зубодробительный аргумент в виде моих молодых и мускулистых ног. К тому же ног, обутых в туфли. Чешские «Цебо», это, конечно, не форменные милицейские ботинки. Тяжелые, как утюги и с убойными рантами. Но и этих деликатных чешских полугадов для нанесения ощутимых травм, как я уже давно, и точно знаю, вполне хватает. И самое главное, это то, что удар обутой ноги всегда, и почти во всех случаях, в разы более весомый аргумент в любом интеллектуальном споре. Нежели удар пустой рукой.

В том, что колюще-режущих предметов у уголовных торпед нет, я был уверен на двести процентов. Никто из власть предержащих не заинтересован в кровавой поножовщине в стенах ИВС. Кровь, это почти всегда гарантированный скандал и громкие проблемы. Одно дело, если просто покалечить или даже бескровно удавить, и совсем другое, когда у неугодного пациента присутствуют колото-резаные раны. Тут уже его несчастья на сердечную недостаточность никак не спишешь.

У меня при первичном шмоне также проверили всю одежду и даже обувь на наличие супинаторов. Вернее, на предмет их отсутствия. И больше уже недоверия ко мне никто не проявлял. Наивно полагая, что юный и рафинированный следователь в недружественной ему среде, есть существо аморфное. И опасности ни для кого не представляющее.

Между тем, события начали стремительно ускоряться. Тот, что поумнее и постарше, оказался ближе, и быстрее. Именно он и получил от меня самый первый привет ногой чуть ниже грудины. От всей души и со всем классовым злорадством правоохранителя к криминалу. Правый каблук с мягким хрустом рёбер впечатался и достаточно глубоко протиснулся в то место, где у нормальных людей обычно находится печень.

Мой неприветливый сокамерник громко хрюкнул и, как мне показалось, незамедлительно отключился. Во всяком случае, заваливаться вправо он начал без какой-либо попытки сгруппироваться. И на пол он рухнул, как бездушный мешок с картошкой. С деревянным стуком ударившись головой об каменную плитку пола. На несколько минут его смело можно было вычеркивать из числа охотников за лишними знаниями и за хрупким милицейским здоровьем.