Совок 11

Доктор неотложки, воспользовавшись отсутствием комитетчика, вколол мне внутривенно какое-то лекарство. И, судя по накатившей сонливости, это был не привычный уже «ноотропил» и, уж точно, никак не примитивная «никотинка». Последней мыслью, перед тем, как провалиться в несознательность, было досадное понимание того, что и завтра забрать из госторговли гриненковские мебеля у меня не сложится.

Проснулся я от отдалённого коридорного шума и близкого к моей лежанке мужского говора. К которому, впрочем, примешивались и короткие женские фразы. Глаза я открывать сразу не стал, поскольку из содержания разговора понял, что это именно я являюсь предметом обсуждения.

— Голубчик, а вы, я вижу, проснулись? — степенный баритон раздался уже совсем рядом.

Эвон, как! Стало быть, притвориться ветошью и спокойно собраться с мыслями о случившемся не судьба. Пришлось прекратить бездарное лицедейство и открыть глаза. Над койкой, на которой лежало моё тело с вновь израненной головой, стояли два незнакомых мужика и барышня. Нестарая и недурственная. Все они были в белых халатах, а девица еще и в медицинской шапочке.

Обладатель солидного баритона оказался заведующим отделением клинической больницы, в которую меня привезли этой ночью. С его слов выходило, что мне чрезвычайно повезло. И что отделался я всего лишь лёгким сотрясением головного мозга. Об этом он мне сообщил после нескольких минут нашего не шибко содержательного общения. Данное утверждение специалиста меня порадовало, хотя и не шибко убедило. Интересно, как этот эскулап-мозговед смог поставить мне диагноз? И определить степень тяжести нанесённой мне травмы? По пульсу или по храпу, когда я спал? Но в любом случае, профессионалу виднее, а мне, как ни крути, оно будет спокойнее.

— Денька три у нас погостите, а к выходным мы вас выпишем! — вальяжный доктор предвосхитил мою просьбу отпустить меня на волю. — Не думаю, что я ошибся в диагнозе, но голова, знаете ли, орган весьма непредсказуемый! Вам, кстати, известно, каким предметом вас ударили? — с профессиональной безмятежностью поинтересовался врач.

— Могу только догадываться, — решил я не умалчивать пикантные подробности своего боевого ранения, — Предполагаю, что рукояткой пистолета «ТТ» меня дюзнули.

Я с осторожностью погладил себя по затылку, пытаясь через повязку пропальпировать повреждения своего интеллекта. Но кроме ранее уже изведанных болезненных ощущений, ничего не добился. Соответственно, ничего объективного и нового также о себе не понял.

— Ваши коллеги просили сообщить им, как только вы проснётесь! — второй обряженный врачом персонаж деловито уведомил меня о пожеланиях правохранителей, — Вы как себя чувствуете, готовы к общению с ними? Сильно голова болит?

В начале нашей беседы он представился моим лечащим врачом и наверное также полагал, что я почти что симулянт. Без особых на то оснований занимающий койку в их отделении.

Я заверил присутствующий медперсонал, что вполне могу и готов в любую минуту пообщаться с сотоварищами. А также сообщил им, что могу к обеду освободить койкоместо в их богоугодном заведении. Но в ответ они меня припугнули тем, что в случае моего самовольной отлучки из больницы я подвергну себя неоправданному риску. Последствия в виде осложнений могут быть самыми печальными. Вплоть до неконтролируемого мочеиспускания в общественных местах. До кучи еще упомянув про непременный ранний инсульт и про все прочие «радости» от небрежения в лечении ушибленной головы. Ссаться на людях, да еще в общественных местах мне совсем не хотелось. Только по этой причине я и вынужден был смириться с давлением медиков на мою израненную психику.

Палата была укомлектована койками на четверых, но кроме меня в ней находилось еще двое. Возраст у бедолаг был разный, но оба выглядели, будто бы они братья-гибдидисты из одного экипажа. То есть, как из-под одной мамки. Головы у них, в отличие от моей оказались забинтованными на манер «а-ля Шариков».

— Где тут туалет? — обратился я к близнецам-полиграфычам, осторожно спуская ноги с койки. В ушах у меня уже не только шумело, но и плескалось.

— У окна, — охотно поделился информацией тот, что был чуть старше меня, — В конце коридора. Я с тобой пойду, покажу! — достал он из-под подушки мятую пачку «Примы» и спичечный коробок.

Второй болезный проводил нас хмурым взглядом. Был он небрит и почти стар.

В коридоре не по-больничному было оживлённо. Взад-вперёд сновали сосредоточенные молодые люди обоих полов, обмундированные в белые халаты.

— Студенты! — на правах старожила важно пояснил мне мой личный сусанин, — Они тут всегда по вторникам роятся! Меня, если что, Витьком зовут! — протянул он широкую ладонь.

Пришлось ответить Витьку взаимностью и тоже представиться.