Совок 4

Прислонив меня к стенке и придерживая, чтобы я не сполз на пол, полкан щелкнул выключателем и оглядел ванную комнату. Не усмотрев там ни ножниц, ни иных колюще-режущих предметов, он подвел меня к раковине.

— Дальше я сам! — твердо выказал я намерение умываться самостоятельно, — Ты, Аркадий Семенович, выйди пока пожалуйста! Не подсматривай!

— Не блажи, Корнеев, я здесь постою! — Мелентьев отступил за порог и не закрывая дверь, остановился. — И давай, побыстрей, мне с тобой валандаться некогда, мне из города валить надо!

Взяв лейку душа и наклонившись над раковиной, я включил холодную воду. Голове и мыслям, суетящимся в ней, сразу стало легче. Осторожно и медленно крутя над раковиной мозжечком, я осматривал столешницу раковины, отыскивая глазами нужные мне вещи. Всего две.

Как хорошо, что я не забывал все это время, что в этой квартире я только квартирант. И потому к причиндалам Паны Борисовны не прикасался и не убирал их с полок. Лак для волос «Прелесть», как стоял, так и стоит на своем месте. Только он помогал демону революции держать в узде свои короткие и такие непокорные кудряшки.

— Ты скоро? — с нетерпеливым неудовольствием поинтересовался, стоявший над душой полковник. — Заканчивай, сделаем дело, потом плескайся, сколько хочешь!

Отвечать я не стал, мое внимание было сосредоточено на огненном припасе. Спички лежали на полочке, у газовой колонки, а зажигалка, в непосредственной близости. Курящая Левенштейн, не любила тратить свое время на поиски огня, когда ей приспичит запалить свой термоядерный «Беломор». И поэтому в каждой комнате, кухне и даже в ванной с туалетом, этот неизменный атрибут имелся. И знал своё место.

— Аркадий Семеныч, подай полотенце! — указал я глазами на прикрученные к двери крючки.

Мелентьев, довольный, что водные процедуры наконец-то закончились, чуть отвернулся и потянулся за махровым утиральником. Одним из двух, висевших на двери.

Этих полутора-двух секунд мне оказалось достаточно, чтобы схватить баллончик с лаком и зажигалку. В следующее мгновение я щелкнул крышкой, высекая огонь и направил через него струю лака в глаза Мелентьева. Даже, если бы с огнем случилась осечка, все равно, на какое-то время получилось бы ослепить противника. Но осечки, на мое счастье не произошло, в глаза упыря хлынул факел.

Московский засланец взвизгнул, как баба и уронив полотенце, прижал ладони к лицу. Вместо визга, раздалось продолжительное и тонкое «И-и-и-и!!!». А я изо всех сил, которые у меня были, въехал коленом ему по яйцам.

Звук оборвался и мой недруг, скрючившись, с мычанием начал заваливаться боком на пол. Когда я наклонился над ним, чтобы забрать у него из-за пояса пистолет, в глазах у меня помутилось и меня стошнило. Большей частью на пол, но и Мелентьеву досталось. Я успел испугаться, что могу прямо сейчас отключиться. И этот испуг, как ни странно, добавил мне сил. Завладев килограммом железа, я половчее ухватил его и с размаху опустил на темя товарища полковника. Мычание прервалось и тело полкана расслабленно расплылось по полу. Сняв ПМ с предохранителя, я передернул затвор, и не обращая внимания на выскочивший и улетевший куда-то вправо патрон, побрел в комнату. Наручники, как я помнил, остались там.

Глава 11

— Ты отпусти меня Корнеев, — бубнил лежащий в коридоре опалённый полковник, пока я приводил себя в порядок, — Я слово тебе даю, уеду и больше ты меня никогда не увидишь!

Это да, согласен, не увижу. Так же не увижу, как полтора часа назад. Сунешь сзади мне нож в печень и больше никогда не увижу. Ни тебя, ни вообще, кого-либо. Нет уж, друг любезный Аркадий, так уж получается, что на такой большой земле места нам с тобой двоим слишком мало. С недавних пор. И видит бог, не я эту поножовщину затеял. Любимой родине тебя сдавать тоже никак нельзя. Родина, она, мать такая, порой бывает очень любопытная! Она вопросы иногда задавать любит. Отдай тебя ей и через пару недель, максимум через месяц, неизбежно сместятся у тебя при твоей невеселой камерной жизни все твои приоритеты. И запоешь ты соловьем. Потому, что терять тебе уже будет нечего. А самые ничтожные и простейшие блага станут для тебя недоступной роскошью. За кусок колбасы, за пачку чая, за отдельную камеру ты непременно запоёшь. А то и еще раньше, чем через пару недель. Потому как сам ты вертухай и иллюзий по этой части ты давно уже не питаешь. И тогда руководитель следственной бригады Генпрокуратуры Эльвира Юрьевна Клюйко может пересмотреть своё ко мне отношение. И чего доброго, начнёт задавать мне пошлые вопросы. Хорошо еще, если она это будет делать, как частное лицо. А ну, как она затеется с этим нехорошим развлечением на официальной основе? Нет, друг Аркадий, нам такой хоккей не нужен! Да и как далеко ты, уедешь, если даже умом я тронусь и тебя отпущу? С такой-то рожей!