Совок 4

Время поджимало, но сначала мы всё же заехали в гастроном. В котором с легкой руки Светланы Сергеевны Шевцовой к моим эпикурейским притязаниям относились благосклонно. Из него мы вышли с бумажными пакетами, содержащими в себе три бутылки коньяка, две шампанского и аж пять больших коробок шоколадных конфет.

Пока мы ехали к чесоточному доктору, Марина перераспределила содержимое пакетов. Незнакомому пока доктору досталось две бутылки коньяка и одна коробка конфет. Медсестре, через которую Марина коррумпировала врача, всё та же коробка, но бутылка была уже с шампанским. Третий сверток оказался самым презентабельным. В нем оказался как коньяк, так и шампанское. И еще три коробки с шоколадными конфетами. Этот пакет девушка оставила для себя.

Подлог и фальсификация свершились до обидного быстро и буднично. Представительный мужчина в дымчатых очках и белом халате монотонно перечислил мне симптомы, одновременно заполняя корявыми иероглифами бледно-синенький листочек. Оказалось, что болен я не какой-то там до вульгарной пошлости простонародной чесоткой. А заразным кожным заболеванием с благозвучным названием акародерматит. Это обстоятельство меня несколько утешило. Поскольку появилась надежда, что женщины из бухгалтерии и кадров, к которым потом попадет мой больничный, таких слов не знают. Тем более, написанных корявым почерком, да еще на латыни.

Сначала я мысленно хмыкнул, увидев, как врач без малейшего стеснения и осторожности принял подношение. Но потом понял, что был неправ. Доктор подошел к совершению должностного преступления обстоятельно и для его сокрытия не пожалел ни лишних десяти минут, ни нескольких рецептурных бланков. Серьёзный мужчина!

— И я советую вам, голубчик, не поленитесь и не пожалейте трёх рублей, купите эти лекарства! — пророкотал он, — На всякий, так сказать, случай!

Так же на такси я отвез свою спасительницу на ее работу, с которой она отпросилась всего на час, которых, однако, прошло уже два. А сам, на том же такси поехал к Вере. Ехать было недалеко и я успел допетрить, что лоханулся. Надо было прикупить провианта и на Веру. Но возвращаться уже не хотелось. Хотелось спокойствия и надежной норки, про которую никто не знает. Попросив таксиста остановиться у телефонной будки, я пошел оповещать о своей временной нетрудоспособности Зуеву.

— Сергей, ты куда пропал?! — обеспокоенной индюшкой заклекотала моя начальница, — Тебя тут все обыскались! Все! — беспокойство Лидии Андреевны принимало уже окрас возмущения и это надо было останавливать.

— Любимая, я болен и потому к службе совершенно не пригоден! — перебил я свою непосредственную мать-командиршу, — Лид, я правда, заболел и у меня на руках законно полученный больничный лист! Я собственно и звоню-то тебе с тем, чтобы официально об этом сообщить! — терпеливо объяснял я пытающейся меня перебить Зуевой сложившуюся реальность.

— Что-то серьезное? — до Лиды наконец-то стали доходить мои слова, — Что с тобой, Сергей? — обеспокоенность Зуевой уже не содержала в себе служебной несущей. Лида явно уже переживала за меня, как за близкого ей человека, а не, как за служебную единицу вверенного ей личного состава.

— Все терпимо, болячка не смертельная, однако жутко заразная. Поэтому где-то с неделю я побуду на удалении, — вбивал я информационные гвозди в темечко заместителя начальника следственного отделения, — Ты все это обязательно передай Алексею Константиновичу! И было бы совсем хорошо, если при этом будет кто-то еще присутствовать! Ты, вот, что, Лида, ты прямо сейчас к нему не ходи, ты ему про мой больничный на вечерней оперативке скажи! Ты меня поняла, Лида?

В ответ Лидия Андреевна сопела в трубку и тревожно молчала.

— Что это за болезнь такая? — интонации Зуевой опять утратили теплую человеческую тональность, — Что ты там подхватил, Корнеев?! Говори!

— Что подхватил, Лида, то и подхватил! — окрысился я в ответ на обидные подозрения, — Выйду на службу, тогда и дам тебе посмотреть больничный! И еще, если ты о том, о чем я сейчас подумал, то можешь успокоиться, болезнь моя, хоть и заразная, но вполне приличная! Не стоит людей судить по себе, товарищ Зуева! — не удержался я напоследок и быстро повесил трубку на рычаг антивандального корпуса.

Теперь только Вера и недельное отдохновение!

Расплатившись с таксистом, я вошел в нужный подъезд. Номер квартиры Вера мне называла, но сейчас я уже его не помнил. Зато помнил окна и балкон, которые она мне показывала, когда я ее провожал. Поднявшись на четвертый этаж и оборотившись направо, я нажал кнопку дверного звонка.

Москвичи

— Что значит пропал? Ты соображаешь, что ты сейчас сказал?! — с ледяной ненавистью вонзился взглядом в подполковника Саушина Аркадий Семенович. — Ты кто? Ты старший опер по ОВД или ты постовой с перекрестка?