Совок 5 (СИ)

Агарков, морщась от неприятных ощущений в паху и печени, недоверчиво вылупился на меня. Он, явно, не верил такому послаблению после проявленного мною недружелюбия и совсем недавних расспросов с пристрастием.

— Не сомневайся, отдашь всё и я тебе оформлю добровольную выдачу! — заверил я вороватого Сергея Васильевича, — Годишку суд тебе за это, думаю, скинет!

С оконным прыгуном Николаем я разговаривать не стал, пусть с ним общается следак, которому Данилин это дело отпишет. Еще примерно час я изымал украденное из квартиры Шевцовых имущество. Включая и красный пеньюар Светланы Сергеевны, который так по фигуре пришелся крикливой Любе. И еще кое-что из интимного бельишка, подаренного ей заботливым брательником. Деньги тоже нашлись и были приобщены к материалам уголовного дела. В самое ближайшее время и без того не бедной мадам Шевцовой вернут почти пять тысяч рублей ассигнациями в коричневых и зелёных бумажках. Правда, не хватало чуть больше двухсот рублей. Которые жулики успели потратить на неотложные нужды, включая погашение долгов и траты на вино и женщин. Когда только эти суки успели, предаться сибаритству и феодальным утехам?!

Задержанных жульманов в райотдел повезли на своей машине овошники, а в нашем дежурном УАЗе кроме группы ехали Марина и не на шутку озлобленная Люба. После того, как у неё забрали все обновки, она еще больше расстроилась и по какой-то причине в качестве главного источника своих бед и лишений, выбрала меня.

— Я на тебя жалобу напишу! — громко шипела она с заднего сиденья мне в спину, не давая дремать, — За что ты брата покалечил?! Бить людей права не имеешь! Костьми лягу, но посажу тебя!

Какое-то время я пытался не обращать на неё внимание, но на полпути к месту мне её хула надоела.

— Ты бы варежку свою прикрыла! — обернулся я назад, — Я, пожалуй, передохну завтра до обеда, да и сосредоточусь от всей своей души на вашем семействе! И поедешь ты, Люба, в мордовский лагерь года на три, рукавицы шить! Думаешь, не смогу тебе организовать такую радость? — пристально вгляделся я в её глаза, которые она почти сразу отвела.

— Вот только попробуй, тварь, еще вякнуть! — нехорошо улыбнулся я любительнице ворованного исподнего, — При всех слово даю, посажу тебя, паскуду! Ворованного барахла у тебя изъято достаточно, чтобы закрыть надолго.

Отвернувшись от скандальной бабы, я поудобнее привалился к стойке двери и моментально провалился в дрёму.

— Егорыч, приехали! — водитель через капот двигателя тихонько тряс моё плечо.

Выглянув через лобовое стекло в темноту ночи, я увидел знакомый подъезд.

— Гражданка Шевцова, с вещами на выход! — скомандовал я растерянной Марине и полез из машины наружу.

Выбравшись из боковой двери, она смотрела то на меня, то на дверь своего подъезда, не смея верить, что останется здесь, а не поедет в узилище.

— Чего встала, домой пошли! — не оборачиваясь на девушку, я зашагал к парадной.

Уж коль забрал девчонку из дома, то и вернуть её тоже полагалось домой. И сдать с рук на руки матери.

Глава 22

Могу ошибаться, чего-то подзабыв, но таких тяжелых суток у меня еще не было. Дежурство и материалы, наработанные за прошедшие двадцать четыре часа я сдавал на автопилоте. Вроде бы и с недосыпом уже перегорело, однако чудес не бывает. Даже с учетом молодого тела, человеческая физиология брала своё и потому штормило меня изрядно. Еще и со сменщиком мне повезло, как тем лыбинским гусям, которые погибли по причине утонутия. Менял меня мой самый лепший после Ахмедханова друг, Паша Пичкарёв.

— Корнеев, ты когда социалистическую законность соблюдать начнёшь?! — диким зверем рычал на меня мой строгий начальник, — К подследственному Агаркову скорую в камеру вызывали! — сверкая глазами, надрывался майор Данилин, постукивая кулаком по столу, — Как его теперь в СИЗО сдавать?! Его ведь хер туда примут! Он, как резанный визжит и яйца у него так распухли, что в трусах не помещаются! Сам лично видел, когда его осматривали! Обязательно было его калечить?

Алексей Константинович никогда не работал опером и в режиме цейтнота жуликов ему колоть, соответственно, не приходилось. Поэтому что-либо объяснять ему смысла не было никакого. Ровно потому я и выбрал тактику залётчика-военнослужащего срочной службы. Из своего армейского прошлого. То есть, тот самый Первый закон телёнка, который гласит: обосрался — стой, молчи!

— Ты чего тут партизана из себя корчишь, Корнеев?! Ты, может, не в курсе, что он на тебя в прокуратуру жалобу уже накатал? Попросил у врачей со скорой бумагу с ручкой и при них нацарапал! — вроде бы даже с сочувствием поинтересовался начальник следствия. — И никому её не отдает. В больнице, говорит, отдам! Или дежурному по СИЗО. Ментам, говорит, не дам, потому что не верю им! Там же куча свидетелей в квартире была! Ты же, вроде, не совсем дурак, Корнеев! — не унимался шеф, глядя на меня, как на убогого, — Тебя же запросто посадить могут! Как нехер делать! Неужто ты сам этого не понимаешь?