Совок 5 (СИ)

— Агарков! — окликнул я погруженного в страдания мерзавца, — Сюда иди!

Похититель бабских трусов и советских денежных знаков сначала замолк, а потом застонал громче.

— Слышь, паскудник! — пораскатистее шумнул я через "решку", — Не подойдешь к двери ты, значит, я сам к тебе в камеру войду! Тебе оно надо? — привел довод, показавшийся крадуну убедительным, так как он прекратил издавать жалобные звуки и приподнял голову, устремив в мою сторону недружественный взгляд.

— Иди сюда! — повторно пригласил я к окошку гражданина Агаркова и позвякал связкой ключей от своей квартиры об засов его камеры, — Если я сейчас сам к тебе зайду, то яйца твои не только черными, они еще и квадратными станут!

Лидия Андреевна за моей спиной что-то шипела и тыкала своим кулачком мне между лопаток.

Однако мои угрозы все же возымели действие и сиделец начал осторожно ёрзать задницей к краю нар. Агарков поскуливал, но полз. Не сводя ног и стараясь обходиться только руками и пятками. Потом он с кряхтеньем опустил ноги на пол, поднялся на нижние конечности и тронулся к двери.

Два метра от края нар до двери он шел очень медленно. Мелкими шажками. Как королевский пингвин по скользкому льду Антарктиды. Опасаясь выронить яйцо, доверенное ему самкой. С той лишь разницей, что у жулика Агаркова яиц было ровно в два раза больше. Собственных и размерами, существенно превосходящими пингвиньи. Потому что пингвинов злобные менты по яйцам ногами не бьют. И они у них не распухают до размеров спелого апельсина.

— Ты чего, сучонок, удумал? — начал я беседу с пережитком прошлого, не желающим вместе со всеми советским народом честно строить социализм. — Ты жаловаться, говорят, на меня замыслил?

— Да! Я хочу и буду жаловаться! — злобно скривился гражданин Агарков, — Долго вы меня тут не продержите, все равно меня на больничку заберут! А, если на тюрьму отправите, то оттуда я так и так к лепилам попаду. И тогда тебе, мент, кранты! Пусть я сяду, но и ты обязательно сядешь! — умудряясь перемежать болезненные ойканья и ехидные смешки, затрясся любитель бабских труселей. — Только вот я-то вряд ли сяду! Не захочет маринкина мамка, чтобы дочка её вместе со мной на кичу села! Заберёт она своё заявление! Сеструха моя к ней сходит и всё ей разжует. Вот попомни мои слова, мент, не потерпит начальница такого позора на свою голову!

Надо же! Оказывается, люмпен-пролетариат всё рассчитал. Всё, сука, продумал! Даже на самый пиковый случай у него есть вариант! Нет, не там в этой стране на психологов учат. Стоит согласиться с тем, что лучшие психологи, это гаишники и жулики. Ай да Серёжа Агарок! Ай да сукин сын! Однако и мы не лыком шиты. Надо спускать умника с небес на грешный чернозём.

— Ну, а теперь уж ты, Сергей Васильевич, меня послушай! — начал я разговор по существу, — Никто никакого заявления забирать не будет! Потому что, в том, что ты выкрал у Марины Шевцовой из кармана ключи и совершил из ее квартиры кражу, никакого позора нет. Марина Шевцова по этому факту уже дала официальные свидетельские показания и они приобщены к уголовному делу. Забудь про позор! Никакого позора нет! Ни ей самой, ни её матери. Какой же это позор?! Это, гражданин Агарков их беда, а не позор. Но для развлечения твоя сестра сходить к матери Марины может, конечно. И тогда гражданка Шевцова сразу же напишет заявление в прокуратуру о том, что её склоняют к даче ложных показаний. И в этом случае, твоя сестра на суде будет сидеть рядом с тобой на скамейке. Это тебе раз!

Хитрожопый и чернояйцевый крадун с лютой ненавистью смотрел на меня через окошко в двери и мне даже показалось, что я слышу его зубовный скрежет.

— И еще! — продолжил я, в который уже раз не совладав с позёвыванием, — Сейчас твой подельник Николай Коротяев на втором этаже показания дает. Так вот, я прямо отсюда пойду и пока его не отконвоировали в СИЗО, расскажу ему, как ты, сука, без малого пять тысяч рублей утаил с кражи! Я даже Марину к нему приведу, чтобы она в самых мелких деталях всё подтвердила. Чтобы про то, подтвердила, как ты все деньги скрысятничал в одну харю на вашей совместной делюге с твоим подельником.

Глаза Агаркова уже не лучились злобой. В них теперь плескался ужас! Губы криминального пингвина мелко дергались, а физиономия его резко контрастировала с темным интерьером камеры своей необычайной бледностью. Мы оба с ним понимали, насколько теперь несущественна его яичная проблема. По сравнению с грядущими неприятностями.