— О чем вы, молодой человек, со мной говорить хотели? — не предложив присесть, полюбопытствовал политбюровский член. — Какого рода у вас ко мне просьба?
Вроде бы и не как барин спросил, но у меня спина сама собой выпрямилась, как у новобранца на плацу. Нет, в таком алгоритме мы общаться не будем, ибо непродуктивным будет такое общение. Стишок Некрасова про парадный подъезд из школьной программы я еще не забыл. А кроме того, все эти «члены», это они для тутошних современников боги и прочие небожители, а для меня они потраченные молью вымершие мамонты. Заживо протухшие. Просто они еще не знают, что они вымершие. А я знаю.
— Разрешите присесть, Арвид Янович? — спросил я позволения примоститься к ним с Паной за стол. И не дожидаясь его ответа, устроился рядом с тёткой на соседнем стуле. Почти напротив через стол от всесильного пока еще председателя КПК. — Я, Арвид Янович, за вашего, так сказать, боевого товарища попросить хочу! — пытливым комсомольским взглядом всмотрелся я, в непонятно что, выражающие глаза прожженного партбюрократа. — За Пану Борисовну и за её смертельно больного брата хочу попросить вас! — Бесцеремонно накрыв ладонью тёткину руку, я пресек её неуместную попытку влезть в разговор со своей скромностью. — Вы ведь наверное знаете, Арвид Янович, что к отъезжающим на ПМЖ в Израиль наши таможенники и пограничники, мягко говоря, относятся без излишнего снисхождения? — отслеживая реакцию на свои слова, я продолжал изучать ничего не выражающие глаза члена Политбюро. Член по-прежнему был вялым. Каких-либо эмоций в ответ на мои слова он не выразил. Это несколько обнадеживало и я продолжил. — Если это возможно, я бы очень хотел вас попросить о небольшой помощи. Касаемо обеспечения щадящего режима при отлёте для Паны Борисовны и, прежде всего, для её смертельно больного брата, — я замолк, изображая робость.
— Ты о чем? — перешел на «ты» партийный контролёр, — Чего ты хочешь? — нетерпеливо нахмурился он, — Говори яснее!
Хоть и громче заговорил хозяин кабинета, но раздражения в его голосе я по-прежнему не почувствовал.
— Да ничего особенного, Арвид Янович! — перешел я на конкретику, — Было бы очень хорошо, если бы в Шереметьево Лишневские на вашем персональном автомобиле были доставлены, — дошел я практически до кульминации, — И, чтобы ваш помощник до пограничного контроля их сопроводил. А так, больше ничего! Дальше всё строго по установленному порядку и на общих основаниях. Всё в соответствии с действующим советским законодательством и нормативными актами! Тут главное, что после такого безобидного антуража излишне суровые пограничники им нервы мотать не посмеют! — я, не стесняясь и почти по-ленински, указал рукой на хлопающую глазами Пану.
Цековский товарищ сорвался с моего взгляда и посмотрел на растерянную от моей наглой беспардонности тётку. И глаза его моментально из вымороженных судачьих обратились в живые человеческие. Это ж чего такого надо было пройти в жизни и сколько дерьма, и крови через свою душу пропустить, чтобы стать способным на такие стремительные метаморфозы?!
— Экий у тебя «почти сынишка»! — то ли ухмыльнулся, то ли хохотнул Янович, который Арвид, — Ты где его, такого шустрого, откопала? В какой капусте?
— Рассказывала я уже тебе, где! И при каких обстоятельствах, тоже рассказывала! — нахмурив лицо, за насупленной суровостью попыталась скрыть своё смущение Лишневская. — Серёжа просто очень добрый мальчик, — уже совсем оправившись, тётка решительно подняла глаза на своего давнего знакомца, — Да, он добрый и еще молодой! Вот и горячится, переживает за нас с Левой. Не надо, Арвид, нам твоей машины! И сопровождения тоже не надо, нас Гриша Дубровин на аэродром отвезет! Спасибо тебе большое, что помог с быстрым выездом! И за то, что по-человечески всё обошлось, без травли, как у других! За это тебе тоже спасибо! — тётка отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и поднялась со стула.
— А ну сядь! — негромко, но очень проникновенно проскрежетал председатель КПК ЦК КПСС.
Настолько проникновенно, что мне отчетливо представился штык, проникающий в живую плоть через звенья стальной кольчуги. Таки да, что ни говори, а на своём месте этот, партию контролирующий, товарищ сидит! Уж в этом-то можно не сомневаться…