— Так чего ж ты тогда залупаешься?! Ты на Чукотке до пенсии прослужить хочешь? Тебе Москва настолько надоела, что ты в самых далёких еб#нях свою жизнь закончить вознамерился? — прошипел я, даже не имитируя ненависть, которая и без того меня захлёстывала через поясной ремень моих казённых штанов. — Хотя, какая тебе теперь служба! Посадят тебя дурака за срыв важнейшего государственного задания!
— Я не хочу на Чукотке! — жалобно проблеял таможенник, — И в тюрьму я тоже не хочу! Я всё понял! Просто прежде заранее сообщали. И документы…
Начальник смены махнул рукой подчиненному и когда тот подскочил, что-то ему отрывисто пролаял. На этом наши мытарства с шароголовым закончились. При таком скоплении публики, прощаться со Львом Борисовичем и Паной по-человечески, никакой возможности у меня не было. Не было её и у Дубровина. Поэтому мы обменялись взглядами и только. Они пересекли границу, а мы с генералом остались ждать, пока эвакуационный самолет не поднимется в воздух. Чтобы точно быть уверенными, что невозможное чудо случилось и верблюд всё-таки прошел через игольное ушко.
В режиме нервно-тревожного ожидания мы провели в аэропорту почти два часа. И отпустило нас только после того, как подбежавший дежурный по ЛОВД клятвенно заверил, что израилький рейс уже две минуты, как находится в воздухе. И, что все пассажиры, равно, как и весь их багаж, тоже находятся на борту. Окончательно меня перестало колбасить только после того, как мы с генералом выпили по полбутылке «Двина». Пили из горла и на ходу, сидя на заднем сиденье его служебной «Волги». Пока невозмутимый Валера рулил к Москве.
— Григорий Кузьмич, вы меня пожалуйста у «России» высадите, мне там с человеком встретиться надо! — попросил я отважного генерала, совершившего сегодня на моих глазах самый настоящий подвиг. Подвиг, по героизму и нервным затратам, далеко превосходящий самую ожесточённую перестрелку с любыми из фашистов.
— Валер, ты слышал? — задал вопрос затылку своего помощника Дубровин.
— Так точно! — подтвердил тот, не отрывая глаз от дороги. — Тогда передай нам из бардачка еще одну! — попросил его генерал. После второй бутылки, нервы и душа окончательно встали на место, и адреналиновый мандраж отступил. В гостиницу «Россия» я вошел чрезвычайно довольным собой и почти счастливым. Намереваясь в самом скором времени избавиться от этого досадного «почти».
Милицейская форма позволила мне беспрепятственно миновать все кордоны. Даже после бутылки коньяка я соображал, что в разговоры с посторонними людьми мне сейчас лучше не вступать, а идти следует, как можно прямее и целеустремлённее.
Мне повезло, в лифте на одиннадцатый этаж я ехал один, поэтому задерживать дыхание не пришлось. Всё бы ничего, но полкило пятидесятиградусного «Двина», это да, это, конечно, вкусно! Но в то же время еще и очень волнительно. Особенно, когда в одно лицо и без закуски. И от случившейся волнительности внезапно обнаружилась одна единственная проблема. А заключалась она в том, что я начисто забыл, в 1122 номере квартирует гражданка Клюйко или в 1124? Или в 1126? Чем дольше я размышлял, тем веселее и спокойнее становилось у меня на душе. Быть может, именно потому я и решил прибегнуть к надежному, но немного шумному методу обнаружения любимой женщины. «Из-за леса выезжает конная милиция, Становись, Эльвира, раком, будет репетиция!» — во весь голос и с соответствующим выражением пропел я.
Вместо, как я ожидал, одной нужной мне двери, открылись сразу несколько. Ненужных. Любопытствующие постояльцы опасливо выглядывали из-за дверных косяков, но выходить ко мне в коридор не отваживались.
— Дурак, ты чего орёшь?! — раздался из-за спины знакомый и малость сердитый голос.
— Душа моя, я пришел! — обернувшись, радостно сообщил я Эльвире Юрьевне благую весть, — Давай, поцелуемся?
Обхватив желанную женщину и, преодолев её кокетливое сопротивление, я ввалился вместе с ней в номер. А ввалившись, слегка удивился. На столе и на покрывале кровати стопками, и поотдельности, всюду лежали бумажки. Протоколы допросов, какие-то постановления и всякая прочая лабуда. А над всем этим «богатством» стояли встревоженные мужик и баба. И оба этих существа были в прокурорском облачении.
— Вы какого хера здесь делаете?! — справедливо возмутился я, безуспешно лапая на своем боку то место, где у меня обычно располагалась кобура. — Чего это вы тут развели Содом и Гоморру?!
— Мы тут это… Мы тут некоторым образом работаем, — робко ответил мне прокурорский утырок, неуверенно отступив за бабу-коллегу. — Эльвира Юрьевна!! Что здесь происходит? Кто этот человек?! — сорвался прокурорский на визгливый диапазон.
— Корнеев, скотина, ты чего творишь, мерзавец?!! — вместе с отчаянным криком мне прилетело в спину два чувствительных удара. Да что ж это такое?! Снова меня бьют. Похоже, что-то опять не совсем хорошо получилось. Н-да…
Глава 12